Капризы юной леди - Вернер Элизабет (2016)

Равенсберг даже не вспылил, а промолчал и заперся в своей комнате. Целые сутки никто не видел старого графа, а потом он вдруг назначил на третий день большую охоту и разослал массу приглашений. Все было организовано с шиком.

Гости начали съезжаться вечером накануне назначенного дня. Граф был один в своем кабинете и медленно ходил по нему, поглядывая на висевший на стене старый портрет одного из своих предков.

В старинных рукописях часто упоминалось о Кунце фон Равенсберге, которого боялись на много верст вокруг. Горожане не раз пытались восстать против него, но он смеялся над их высказываниями о правах и законах. Для него существовал единственный закон – его собственная воля. Наконец горожане соединились с крестьянами и осадили замок. Кунц понял, что дело принимает серьезный оборот, он укрыл свою жену и детей в надежном месте, а сам остался в замке, решив защищаться до последней капли крови. Замок был взят приступом, но его владельцу с несколькими верными слугами удалось спастись. Они долго мчались по лесам, преследуемые по пятам, но когда достигли реки, на которой едва держался лед, никто из слуг не решился последовать за графом, а на другом берегу его ждало спасение. Он не успел переправиться, как начался ледоход. Тогда Равенсберг бросился в пучину ломающихся льдин и утонул. Бурная, свободная жизнь, гордая и свободная смерть!

Так поступил предок графа Бертольда Равенсберга. Времена стали спокойные, мирные, и люди тоже. Теперь уже не сражались насмерть, а вели друг с другом переговоры. Так поступали и Равенсберги, и в этом была их гибель. Если бы теперь граф покорился этим золотым мешкам, как это сделал его сын, ему, пожалуй, дали бы отступного и угол из милости, чтобы он мог спокойно дожить свои последние дни… Спокойно? Суровые и мрачные глаза грозно и вопросительно смотрели на потомка… Нет! Нет!

Это «нет» было полно непреклонной решимости, являлось ответом на немой вопрос, почти клятвой. Пока еще в Равенсберге он господин, господином и умрет.

Слуга доложил о приезде архитектора Зигварта, граф молча кивнул головой, давая понять, что гость может войти, а когда тот появился в комнате, холодно произнес:

– Ты еще не уехал? Я думал, что ты уже давно в Берлине.

– Я вчера вернулся оттуда на короткое время, чтобы привести в порядок кое-какие дела и побывать у вас.

– Ты мог избавить себя от этой формальности, был же ты в Равенсберге, когда привез американцу известие о своей победе – о получении премии, а я узнал об этом из газет.

Зигварт понял упрек, но не защищался. Он смотрел на графа, стоявшего перед ним со своей обычной гордой осанкой, но и со следами мучительной внутренней борьбы. Он опустил глаза и тихо проговорил:

– Я прошу у вас прощения. Теперь я здесь, располагайте мной как хотите.

– Что это значит? – с удивлением спросил граф. – И почему ты вообще приехал ко мне после такого длительного отсутствия?

– Я только вчера узнал в Эберсгофене об отъезде графа Бертольда.

– Да, он в Берлине. Он скучал со мной и предпочел отправиться к жене. В сущности, это вполне понятно.

– Это отвратительно, позорно! – вне себя воскликнул Герман.

– Ты знаешь? Да? От кого же? Ах да, ты виделся в Берлине с Морлендом.

– Мне известно, что означает в данную минуту отъезд графа Бертольда.

– Он означает полное подчинение, – докончил дрожащим голосом граф. – Мой уважаемый сынок прекрасно выдрессирован, он повинуется малейшему знаку, а иногда и хлысту. У него недостало даже мужества признаться мне во всем откровенно. Он уехал тайком, оставив мне письмо, он, изволите ли видеть, не может расстаться со своей Алисой, она-де – его супруга, у него есть священные обязанности. Обязанности в таком браке! Он всецело покорился им и готов жить милостями Морлендов. Счастье его, что я не мог расправиться с ним, когда получил это жалкое письмо, иначе…

Он оборвал свою речь и стремительно подошел к окну.