Принцесса Востока - Уэдсли Оливия (2016)

Сфорцо и Каро делили все маленькие печали их необычной совместной жизни, стойко переносили все трудности, встречавшиеся им на каждом шагу. Палатка Роберта служила ему лишь временным привалом, и, кроме обильных запасов еды, в ней ничего не было, даже вилки, или ножа, или зеркальца. У Каро остался маленький гребешок. Она предложила Сфорцо пользоваться им. Золотые ножницы, сохранившиеся у нее, он употреблял вместо бритвы. При помощи горячей воды, небольшого количества мыла и тонкой блестящей жестянки он умудрялся бриться.

Когда он расчесывал маленькой гребенкой свои густые, темные волосы, Каро думала с невольной горечью: «Если бы он любил меня, я причесывала бы его прекрасные, мягкие волосы, я старалась бы понравиться ему».

Она причесывала свои волосы, заплетая их в длинную косу, которая ниспадала на спину, придавая ей еще более юный, девичий вид.

За несколько недель Сфорцо сильно похудел. Его манеры стали резкими, движения отрывистыми. Под маской холодного равнодушия он старался скрыть свои истинные чувства. Он мечтал о просторе, о быстром движении, в котором он мог бы забыться, но никуда не уходил из палатки, боясь потерять ее из виду, словно предчувствие и страх перед опасностью приковывали его к ней, чтобы быть вблизи Каро. Он не думал ни о чем, боялся заглянуть в будущее, забыл обо всем, что лежало позади. Все его мысли были посвящены Каро, их глубокому одиночеству, их постоянной близости.

Сначала он был оглушен всеми событиями, обрушившимися на них. Затем, когда зажила его рана на руке и он немного оправился от всех потрясений, сознание всего происшедшего нахлынуло на него с новой силой. Прошлое с его душевными страданиями, с гнетущей тоской по Каро казалось ему теперь бледным и бесцветным. Тогда он мечтал о невыполнимом, тогда он не видел Каро, она не была с ним рядом, они были чужими друг другу.

А теперь…

Теперь она была возле него, каждый час, каждое мгновение. При ярком свете дня, в темноте звездной ночи он чувствовал ее присутствие, видел ее стройную фигуру, ее нежное лицо, прозрачную глубину ее зеленоватых, глубоких глаз, слышал звук ее голоса. Ее образ преследовал его даже в те минуты, когда он не видел Каро.

В алые часы заката, в долгие темные ночи, когда мерцание звезд слабо озаряло бездонное небо и пустынную даль песков, Сфорцо думал о Каро, и какое-то успокоение наполняло его душу. Когда они разговаривали или молча сидели в легкой мгле наступающих сумерек, он забывал обо всем, о Гамиде эль-Алиме, тень которого разделяла их, все еще возбуждая в нем дикую ревность к прошлому. Но такое успокоение продолжалось недолго. Какое-нибудь движение Каро, какое-нибудь слово, произнесенное ею, – и все менялось, словно гладкая поверхность воды под порывом ветра. Страстное желание, дикая ревность снова просыпались в нем с удвоенной силой.

Иногда ей казалось, что в его отношении к ней вкрадывалось какое-то новое чувство, но никогда она не могла бы подумать, что Сфорцо любит ее. Может быть, прежде он не был равнодушен к ней, но не теперь.

Не только его мучили воспоминания о ночи, проведенной в палатке Гамида, – и она страдала при мысли об этом. Она была так же несчастна, как он.

Иногда Каро сравнивала свою прежнюю жизнь с теперешней и поражалась перемене, происшедшей с ней за это время. Она не жалела о цивилизованном мире, от которого они были отрезаны. Ее любовь к Сфорцо, окружавшему ее своим вниманием и заботливостью, помогала ей переносить все лишения и трудности.

Иногда наступали короткие часы безоблачного счастья, точно лазурь голубого неба, просвечивающая сквозь обрывки серых грозовых туч.