Любовь юного повесы - Вернер Элизабет (2016)

Оба думали, что они одни в тиши ночи, и не подозревали, что их разговор состоялся при свидетеле. Адельгейда не ложилась спать. Она знала, что все равно не уснет после волнений дня, так быстро сделавшего ее вдовой. Все еще в темном дорожном платье, в котором была во время несчастной поездки, она сидела в своей комнате, как вдруг услышала голос полковника. С кем он мог говорить в такой поздний час? Он никого не знал здесь, и его голос звучал как-то особенно глухо и угрожающе! Молодая женщина с беспокойством встала и вышла в переднюю, чтобы послушать, не случилось ли там чего-нибудь. Вдруг она услышала другой голос, знакомый ей, произнесший слово «отец», и, как молния, перед ней блеснула истина. Она остановилась, как пригвожденная к полу.

– Ты хочешь сделать эту минуту еще тяжелее для меня, – сказал Гартмут, едва владея собой. – Пусть так, я и не ожидал иного. Вальмоден, конечно, сказал тебе все, воображаю, в каком виде он все представил! Но в таком случае он не мог умолчать и о том, чего я достиг. Я принес тебе лавры поэта, отец, первые лавры, заслуженные мной. Познакомься с моим произведением, пусть оно поговорит с твоим сердцем, и ты почувствуешь, что его творец не мог жить и дышать, оставаясь военным, ведь эта профессия убивает поэтический талант. Тогда ты забудешь мою несчастную мальчишескую выходку.

Это был опять Гартмут Роянов, говоривший пылко и самоуверенно, с апломбом, это был творец «Ариваны», для которого не существовало понятие долга или какие-либо ограничения. Но здесь он натолкнулся на скалу, о которую разбивались все его доводы.

– Мальчишескую выходку? – жестко повторил Фалькенрид. – Да, так назвали твой поступок, чтобы дать мне возможность остаться на службе. Я же называю его иначе, так же, как все мои сослуживцы. Ты был накануне получения чина поручика, через несколько недель твое бегство было бы и перед законом постыдным дезертирством, и я лично никогда не расценивал бы его иначе. Ты был воспитан в строгих понятиях о чести и знал, что делал, ты был уже не мальчик. Кто скрывается от военной службы, являющейся его долгом перед отечеством, тот – дезертир; кто нарушает свое слово, тот – бесчестный человек; ты сделал и то и другое. Впрочем, ты и тебе подобные без труда проделываете такие вещи.

Услышав эти беспощадные слова, Гартмут стиснул зубы и задрожал всем телом.

– Замолчи, отец, этого я не вынесу! – глухо заговорил он. – Я хотел смириться, сломить свою гордость, но ты сам отталкиваешь меня. Это та же жестокая суровость, которой ты когда-то оттолкнул мою мать, – я знаю это от нее самой. В том, как сложилась ее жизнь, а вследствие этого и моя, во всем виновата лишь твоя суровость.

Полковник скрестил руки на груди, и его губы презрительно дрогнули.

– Знаешь от нее самой? Верю! Любая падшая женщина постарается скрыть от сына такую правду. Тогда я не хотел осквернять твой слух этой правдой, потому что ты был чист и невинен; теперь же ты, конечно, поймешь, если я скажу, что нашей разлуки требовала моя честь. Человек, опозоривший мое имя, пал от моей руки, а женщину, обманувшую меня, я оттолкнул.

Гартмут побледнел. Этого он не знал, даже не подозревал, он в самом деле думал, что причиной развода была только суровость, составлявшая врожденную черту характера его отца. И теперь в его глазах резко снизился авторитет матери, которую он так страстно любил.

– Я хотел оградить тебя от ядовитой атмосферы, окружавшей ее, – продолжал Фалькенрид. – Глупец! Даже без ее вмешательства ты был бы потерян для меня: ты унаследовал черты матери, в твоих жилах течет ее кровь, и рано или поздно она предъявила бы свои права. Ты все-таки стал бы тем, кем стал – безродным проходимцем, не знающим ни отечества, ни чести.