Джен Эйр - Бронте Шарлотта (1847)

Да, не зря я боялась и не переваривала миссис Рид. Такого уж она нрава была, что она не могла не ужалить, да побольнее. Я никогда спокойно не чувствовала себя в ее присутствии. Как бы старательно ни выполняла я ее указания, как бы ни лезла из кожи, чтобы угодить ей, все мои старания она напрочь отвергала, да еще отплачивала высказываниями вроде только что услышанного. Обвинения, произнесенные в присутствии незнакомого человека, задели меня за самое сердце. Я смутно догадывалась, что она готовится лишить меня надежд на лучшее и в новой моей жизни, в которую мне приходится вступать по ее воле. Я чувствовала, хотя это и трудно было выразить словами, что она уже сеет семена недоверия и недоброжелательства ко мне на моей новой жизненной тропе. Я уже заметила, что в глазах мистера Броклхерста превращаюсь в притворщицу, упрямицу. Как этому помешать?

«Никак», – отвечала я сама себе, с трудом сдерживая себя, чтобы не расплакаться и торопливо вытирая непрошенные слезинки – бессильные свидетельницы моих переживаний.

– Мелкий обман и хитрость – это действительно большой грех в ребенке, – сказал мистер Броклхерст. – Это сродни злостной лжи, а все лжецы получат своё в горящем озере расплавленной серы. Да, за ней нужен глаз да глаз. Что ж, я поговорю с мисс Темпл и с учителями.

– Я пожелала бы, чтобы она получила воспитание, соответствующее ее перспективам в жизни, – продолжала «моя благодетельница». – Ее нужно сделать полезной и смиренной. Что касается каникул, то пусть она проводит их, с вашего позволения, в Ловудской школе.

– Ваши выводы, мадам, в высшей степени разумны, – поддержал ее мистер Броклхерст. – Смирение – это важная христианская добродетель, особенно необходимая воспитанникам Ловуда, и посему я слежу за тем, чтобы развитию этого качества в учащихся уделялось исключительное внимание. Я специально занимался вопросом о том, как лучше всего убить в них гордыню. И буквально позавчера я получил приятное подтверждение своих успехов. Моя вторая дочь, Огаста, приехала с мамой посмотреть школу и по возвращении домой воскликнула: «Ой, папочка, какие в Ловуде спокойные и простенькие девочки! Волосы зачесаны за уши, и эти длинные передники, и полотняные сумки – настоящие бедняцкие дети, – сказала она. – Они такими глазами смотрели на наши с мамой платья, будто никогда шелка не видели!»

– Вот так и надо, это я одобряю, – поддержала его в свою очередь миссис Рид. – Хоть всю Англию обыщи, а вряд ли найдешь школу лучше вашей, которая словно создана для таких детей, как Джейн Эйр. Сообразность, мой дорогой мистер Броклхерст, во всем должна быть сообразность.

– Сообразность, мадам, это важнейшая обязанность христианина. При организации Ловудской школы этот принцип соблюден во всем: самая обычная еда, простая одежда, незамысловатые удобства, труд – вот так живут в Ловуде.

– И правильно, сэр. Значит, я могу рассчитывать, что ребенка примут в Ловуд и будут воспитывать его в соответствии с его нынешним и будущим положением?

– Конечно, мадам. Мы поместим ее в этот питомник избранных, и я верю, она будет благодарна нам за эту бесценную привилегию, которая выпала ей, и подтвердит это на деле.

– Тогда я присылаю ее как можно быстрее, мистер Броклхерст, потому что, знаете ли, так хочется снять с души бремя ответственности за нее, которое становится слишком тяжелым.

– Конечно, конечно, мадам. А теперь разрешите пожелать вам доброго дня. В Броклхерст-холл я должен буду возвратиться в течение этой или следующей недели, ибо раньше мой добрый друг архидиакон меня не отпустит. А мисс Темпл я пошлю записочку, что к ней скоро приедет новая ученица, так что ее примут, никаких проблем не будет. Всего вам наилучшего.

– До свидания, мистер Броклхерст. Кланяйтесь от меня миссис и мисс Броклхерст, Огасте и Тодоре, мистеру Бротону Броклхерсту.