Джен Эйр - Бронте Шарлотта (1847)

– Как я смею, миссис Рид? Как я смею? А так, что это правда! Вы думаете, у меня совсем нет чувств и мне вовсе не нужны ни любовь, ни доброта. Но я так жить не могу. Вы человек безжалостный. Я до могилы не забуду, как вы грубо пихали меня, как загоняли в красную комнату и запирали меня там. Мне было больно, страшно, я просила у вас прощения, снисхождения. И все это наказание я заслужила лишь тем, что ваш испорченный сынок ни с того ни с сего ударил меня, сбил с ног. Всем, кто будет меня спрашивать, я расскажу именно так. Люди думают, что вы добрая женщина, а вы на самом деле злая и жестокосердая. Это вы обманщица!

Я еще не успела закончить свою речь, а меня уже начало распирать от гордости, я обрела странное чувство свободы, триумфа, чего со мной никогда не было. Словно порвались сковывавшие меня цепи и я, наконец, вырвалась на свободу, которую и не чаяла уже увидеть. Это чувство не само по себе появилось: я увидела, что миссис Рид испугалась. Работа сползла у нее с колен, она подняла к лицу руки, стала раскачиваться в кресле вперед-назад, и даже лицо ее скривилось, словно она готова была заплакать.

– Джейн, ты неправа. Что с тобой? Почему ты вся так дрожишь? Может, выпьешь воды?

– Нет, миссис Рид.

– Может быть, хочешь чего-нибудь еще, Джейн? Уверяю тебя, я хочу быть твоим другом.

– Вы? Неправда. Вы тут наговорили мистеру Броклхерсту, что у меня и характер трудный, и лгунья я. А я сделаю так, чтобы в Ловуде все знали, что вы из себя представляете, и что вы сделали.

– Джейн, ты не понимаешь некоторых вещей. Детей нужно поправлять, когда они делают что-то не так.

– Но во мне нет лживости! – взволнованно выкрикнула я, едва не сорвав голос.

– Но ты натура взрывная, Джейн, с этим ты должна согласиться. А теперь иди в детскую, дорогая, и полежи немного.

– Я вам не дорогая. И полежать я не хочу. Скорее отправьте меня в школу, миссис Рид, потому что мне ненавистно жить здесь.

– Надо будет действительно поскорее загнать тебя в школу, – вполголоса буркнула миссис Рид и, забрав свое рукоделие, резко встала и вышла.

Я осталась одна – как победитель на поле боя. Это была самая трудная из всех моих битв и моя первая победа! Некоторое время я стояла на том самом месте ковра, где до меня стоял мистер Броклхерст, и упивалась своим одиночеством победителя. Вначале я улыбалась во весь рот, душа моя пела, но эта буйная радость стала убывать во мне по мере успокоения пульса. Дети не должны ругаться со старшими, как это сделала я, им не пристало распускаться и давать волю своим эмоциям, как это сделала я, да еще не чувствовать после этого угрызений совести и холодной тяжести на душе. Вначале мое состояние души напоминало танец огня – яркого, живого, всепожирающего, а теперь – то черное и выгоревшее, что осталось от погасшего огня, когда получасовое размышление наедине с собой убедило меня в сумасбродстве моего поведения и в пакостности такого состояния, когда ты ненавидим и ненавидишь.

Привкус мести я ощутила впервые. Это показалось мне ароматным вином, приятным, когда его глотаешь, но потом получаешь во рту металлический, ржавый привкус, словно в вине присутствовал яд. Я охотно пошла бы сейчас и извинилась перед миссис Рид, но я частично знала из предшествующего опыта, а частично чувствовала инстинктивно, что в ответ на мое извинение она оттолкнет меня с удвоенным презрением, чем, в свою очередь, с еще большей силой возбудит во мне бурю.