Джен Эйр - Бронте Шарлотта (1847)

Я сказала ей, что у меня нет родителей. Она спросила, как давно умерли родители, сколько мне лет, как меня зовут, умею ли я читать, писать, шить хоть немного, а затем коснулась моей щеки указательным пальцем и произнесла:

– Я надеюсь, ты будешь хорошей девочкой, – после чего отпустила меня с мисс Миллер.

Той леди было, наверно, лет двадцать девять, а этой, что сопровождала меня сейчас, – на несколько лет меньше. Первая произвела на меня впечатление своим голосом, взглядом, внешностью. Мисс Миллер была попроще: с пышным румянцем, но со следами забот на лице, торопливая в походке и действиях, как это бывает с теми, у кого забот полон рот. Она была, похоже, помощницей учителя – впоследствии выяснилось, что я не ошиблась. Я шла вместе с ней из помещения в помещение, из коридора в коридор огромного и запутанного здания. Покинув первую часть здания, где царила всеобщая и немного гнетущая тишина, мы перешли в другую, и сразу послышалось жужжание множества голосов. Мы вошли в широкое и длинное помещение, по концам которого стояли два огромных сосновых или еловых стола, на каждом – по паре свеч, а на скамейках вокруг столов сидело множество воспитанниц в возрасте от девяти – десяти до двадцати лет. При тусклом свете свечей их число показалось мне несчетным, хотя на самом деле их там было не больше восьмидесяти. Все здесь носили одинаковую форму – коричневые шерстяные платья невзрачного покроя и длинные холщовые передники. Мы пришли в час работы над вечерними заданиями, и жужжание складывалось из того, что все тихо что-то повторяли, шепотом или вслух.

Мисс Миллер сделала мне знак сесть на скамейку возле двери, а сама, пройдя к противоположной стене, остановилась там и объявила:

– Старосты, соберите и сложите книги!

Сразу из-за разных столов встали четыре высокие воспитанницы и, обойдя столы, собрали и сложили в сторонке книги.

Мисс Миллер снова скомандовала:

– Старосты, принесите подносы с ужином!

Те же высокие девушки вышли и вернулись, неся в руках подносы, заставленные порциями какой-то еды. Посредине каждого подноса стоял кувшин с водой и кружка. Девушки раздавали тарелки, а каждый, кто хотел, наливал в кружку воды и тут же выпивал; кружка была одна на всех. Когда очередь дошла до меня, я выпила воды, потому что чувствовала жажду, а к пище не притронулась, так как волнение и усталость начисто лишили меня аппетита. Я, однако, заметила, что кормили овсяным пирогом, порезанным ломтиками.

Наконец ужин закончился, мисс Миллер прочитала молитву, и ученицы строем по двое в ряд покинули помещение и поднялись наверх. Обессилевшей от усталости, мне было почти не до того, как выглядит спальная комната. Я только заметила, что она, как и все школьные помещения, очень длинная. В этот вечер мне предстояло спать в одной постели с мисс Миллер. Она помогла мне раздеться. Ложась в постель, я успела заметить длинный ряд коек, в которые быстро ложились по две воспитанницы. Через десять минут единственную свечу погасили, и в тишине и полной темноте я сразу заснула.

Ночь пролетела быстро. От усталости я спала так крепко, что не видела никаких снов. Я только раз проснулась среди ночи и услышала, как неистовствует ветер, хлещет дождь, и почувствовала, что мисс Миллер лежит совсем рядом. Когда я открыла глаза во второй раз, то услышала громкий звон колокольчика. Девочки повскакивали и уже одевались. За окном было еще темно, и в спальне зажгли несколько свечей. Я тоже встала, но с большой неохотой. В помещении было довольно холодно, и, одеваясь, я дрожала всем телом. Потом я умылась, подождав, когда освободиться какой-нибудь таз, что случилось далеко не сразу, поскольку имелось по одному тазу на шесть человек. Эти тазы стояли на стойке посреди комнаты. Снова зазвенел колокольчик. Все построились в ряд по два и в таком порядке спустились вниз. Мы вошли во вчерашнее холодное и тускло освещенное помещение. Здесь мисс Миллер прочитала молитву, затем скомандовала: