Шерлок Холмс и Золотая Птица - Дональд Томас (2013)

Меня пронзило такое острое чувство тревоги, будто кто-то приставил к моей спине между лопаток холодное лезвие мясницкого ножа. Моран же еще не в Англии! Хотя нет, он с легкостью мог добраться до Лондона из Лисабона, сев на парижский экспресс. Что делать — уйти? Как бы я ни шел, медленно или быстро, все равно привлеку к себе внимание. Но и стоять, повернувшись к нему спиной, тоже нельзя. Либо он меня видел, либо нет. Я будто ненароком сделал несколько шагов по направлению к дальнему углу тира, укрылся там, а потом бросил осторожный взгляд в щель между краешком шатра и натянутым канатом. В конце концов, в Англии не один полковник Моран, взять хоть его брата Себастьяна.

Но ошибки быть не могло. Окруженный толпой спутников мужчина как две капли воды походил на портрет, который на прошлой неделе показывал нам Майкрофт Холмс. Те же изогнутые в жестокой усмешке губы. Полковник успел постареть (ему было уже не под сорок, а под пятьдесят), и пронзительная злоба не так явственно сквозила в его прищуренном взгляде, когда он, улыбнувшись, повернулся к зазывале. На мгновение черты его смягчились, вместо ненависти в них читалась лишь обыкновенная бравада. Но за напускной веселостью, как под слоем грима, крылось то самое мужественное и вместе с тем яростное выражение со снимка. Почему, черт подери, он вообще позволил себя сфотографировать? Наверное, виной тому излишняя самоуверенность.

Неужели Моран так стремился показать миру свое истинное лицо и ни во что не ставил чужое мнение? Вокруг него собралась целая компания — мужчины и женщины, юные и не очень. Он был душой этого общества, явившегося насладиться скачками и шумной ярмаркой.

Полковник взвесил в руке винтовку, проверяя, все ли честно. Идеальный образ охотника, готового прикончить добычу или погибнуть самому. Высокий лоб свидетельствовал о недюжинных умственных способностях, а следовательно, и о высоких шансах на победу в любом поединке. Моран больше не улыбался. Внешне расслабленный и спокойный, он заплатил свои шесть пенсов и взял у зазывалы три пули. И все же в его поведении сквозила едва заметная нервозность, которая изобличала сдерживаемую импульсивность.

Усы, казавшиеся такими пышными на фотографии, он явно красил. Но об их истинном цвете, поблекшем со времен юности, свидетельствовали ярко-рыжие волоски на запястьях. Кожа на руках и на шее выдавала его возраст, такие приметы не в силах замаскировать никакое косметическое средство. В голосе Морана звучала решимость, смешанная с презрением к окружающим. Джек и Фрэнк описывали мне бесшабашного весельчака, который успел повидать мир и знал что почем. Но сейчас слова его звучали глухо, с грубой насмешливостью. По всей видимости, он любил покуражиться над ближними, но не умел смеяться с кем-нибудь за компанию.

Я отступил назад. Моран совершенно точно смотрел в моем направлении, но вот видел ли меня? Во мне зрела непонятная уверенность: полковнику точно известно, кто я такой и где прячусь. Показалось даже, он направил на меня дуло. Но сейчас его занимали спутники, он полностью завладел их вниманием. Две молоденькие девицы глядели на него с обожанием, а их юные спутники заискивающе улыбались. В компании также присутствовали двое джентльменов постарше и четыре дамы, вид у них был покорный, они ждали, что же скажет Моран.

Что за оружие у него в руках? Парди или шотландская охотничья винтовка, а может быть, карабин Мура и Диксона? Трудно сказать, но я готов был поклясться: поднимая его, Моран смотрит прямо на меня. Вот он отвернулся. Поклонники не отрывали от него глаз, словно школьники, уставившиеся в рот учителю, а он читал им лекцию об искусстве стрельбы негромким, но звучным и уверенным голосом.