Сергей Дягилев. «Русские сезоны» навсегда - Шенг Схейен (2010)

У них с Димой возникает мысль навестить Толстого в Ясной Поляне. Наудачу они едут в Москву, и, к их немалому удивлению, им выпадает возможность встретиться с великим писателем. Они оба были на премьере пьесы Толстого «Плоды просвещения» и чрезвычайно увлеклись писателем. Толстой в 90-х годах XIX века достиг вершин своей славы. Он, единственный среди великих русских романистов второй половины XIX века, еще был жив и имел огромное число почитателей во всем мире, видевших в нем не только художника, но прежде всего религиозного мыслителя и политика. С его авторитетом не мог сравниться ни один церковный, политический или интеллектуальный лидер, и многие утверждали, что он был могущественнее самого царя. Его популярность не ограничивалась пределами России. Толстого читали и обсуждали, о нем говорили повсюду от Южной Африки до Северной Америки.

Этическое и философское учение, которое писатель пропагандировал в своей прозе, пьесах и памфлетах, не могло не оказать влияния на Дягилева, он пытался найти у Толстого ответы на мучившие его вопросы. Несомненно, они были связаны с его переживаниями из-за разлуки с семьей и той ответственностью, которую накладывала на него забота о его двух младших братьях.[51]

Дягилев пишет мачехе длинное письмо, в котором подробно описывает, как прошла встреча с Толстым. Это письмо более продуманно и стилистически выдержано на более высоком уровне, чем его обычная корреспонденция. Очевидно, он долго над ним работал и даже обращался за помощью к Диме.[52] Письмо, в котором говорится о Толстом, представляет собой важный документ, в нем Дягилев впервые применяет более отточенный стиль, делая попытку придать своему рассказу литературный характер. Подробно описывая интерьер, Дягилев весьма удачно подражает стилистической манере выдающихся русских писателей-реалистов (взять хотя бы эпизод с сапогами, украденными в трактире!). При том что Дягилев и Философов не отделяют главного от второстепенного (это письмо заняло бы целиком больше десяти страниц), они проявляют в описаниях известную педантичность, по крайней мере, когда речь идет об их собственных действиях. Примечательно чистосердечие Дягилева, с которым он признается, что предлог для встречи с Толстым был вымышленным. Зная о благотворительных сборах Толстого, они наспех собрали несколько рублей, только чтобы увидеться с ним. Когда Толстой спросил, что привело их в Москву, они, несмотря на всю любовь и восхищение писателем, просто на ходу что-то придумали. Примечательно также, что они так расстроились из-за студенческих фуражек, которые заметили в прихожей у Толстого. Как бы ни мечтали они поговорить с Толстым, одна мысль, что при этом разговоре могут оказаться какие-то другие студенты недворянского сословия, была для них невыносима. Дягилев применяет особый психологический трюк (к которому он будет прибегать и в дальнейшем), который основывается на убеждении в том, что есть определенный шарм в нарочитой демонстрации своих дурных качеств, таких, скажем, как неискренность и высокомерие.

«…Да, мамочка, мой рассказ идет об одних из самых приятных минут[ах] моей жизни. Я описываю мое знакомство, беседу и переписку с Львом Николаевичем Толстым. В Москве я видел его, говорил с ним и, наконец, писал ему. Весь рассказ записан мною и Димой в день беседы и почти слово в слово будет внесен мною в мой альбом, который называется «Мое знакомство с великими людьми». Ну, слушай, как это было, и переживай со мной пережитое.

Начинаю:

Беседа с Львом Николаевичем Толстым.