Сергей Дягилев. «Русские сезоны» навсегда - Шенг Схейен (2010)

Реакция Бенуа осталась нам неизвестной. Разумеется, это письмо тоже давало достаточно поводов для раздражения своим вызывающим самомнением и отсутствием скромности, но на Бенуа не могла не произвести впечатления щедрость самораскрытия Сергея, а также сердечность, оригинальность и свежесть характера, которые проявились в его длинном послании.

До конца жизни Бенуа испытывал к Дягилеву периодами то симпатию, то резкую антипатию. Временами его друг, который был на два года его моложе, становился для него своего рода идеей фикс. В марте того же года он еще раз пишет Нувелю: «Сережами движется человечество, и честь им и слава…»16 Но когда в августе, по-прежнему из Парижа, он обращается в письме к Константину Сомову, он снова сомневается в их дружбе:

«Что же касается Сережи, то он должен завтра приехать сюда и должен был прожить несколько дней. Сие пребывание его здесь меня очень волнует, так как это будет для меня решительная и окончательная проба человека: друг он мне или недруг! До сих пор не знаю […]. Я бы хотел любить его, так как ненависть к такому человеку отравила бы существование мое. Через неделю будет ясно»17.

Визит прошел удачно, все дни они были неразлучны, с удовольствием ходили вместе в оперу, одним словом, Дягилев снова сумел обворожить Бенуа. 3 ноября Бенуа писал Нувелю: «А Сережа, как хочешь, человек необыкновенный, и ему кланяюсь»18.

К. Сомов. Рисунок А. Бенуа

Из их компании только один человек на самом деле не любил Сергея, не мог побороть своего отвращения к нему – это был Константин Сомов. Впрочем, принадлежа к кругу Дягилева, он постоянно изливал кому-нибудь душу на его счет. То он жаловался, что Дягилев ему просто не нравится, то говорил, что Дягилев «нахален до отвратительности» или «такой гранд сеньор, что прямо тошно»19. Как ни странно, именно Вальтер Нувель, который так любил потешаться над Дягилевым, в конце концов сблизился с ним больше, чем все остальные, и стал ему верным товарищем. Эти двое знали друг друга, разумеется, очень хорошо, так как вместе музицировали. Они либо играли в четыре руки, либо Нувель аккомпанировал Дягилеву, когда тот пел. Важно также, что Нувель, с его трезвым и несколько нелюдимым характером, первый окончательно примирился со своей сексуальной ориентацией. Нувель пытался ухаживать за одной женщиной, но так и не смог ни по-настоящему увлечься ею, ни увлечь ее собой. «Это была, – как писал позднее Бенуа, – последняя […] попытка нашего друга проникнуть в Венерин грот, после чего он от подобных попыток отказался совсем и превратился в того “убежденного” гомосексуалиста, которым он остался до старости»20. Примерно в то же время Дягилев писал своей матери: «Я хочу немного пуститься в monde,[89] поискать себе невесту. Это труднее, чем устроить выставку»21. Но даже если он когда-либо брался за подобные поиски, они его ни к чему не приводили. Вскоре вслед за тем он пишет матери, что пока не намерен жениться22, и потом уже никогда не возвращается к этой теме. Задумывался ли Дягилев когда-либо всерьез о женитьбе, трудно сказать. О его невестах мы ничего не знаем, не считая замечания, брошенного вскользь Бенуа. В 1898 году Бенуа писал Философову, что «одно время Сережа в шутку мечтал жениться на Софье Паниной. Очевидно, она умела даже притягивать педерастов?»23 Замечание Бенуа симптоматично, как раз из-за небрежного тона, которым оно было брошено. Похоже, что уже в 1898 году в тесном дружеском кругу не считалось чем-то зазорным назвать Сергея педерастом. Это слово даже более точно, чем гомосексуалист, определяет сексуальные пристрастия Дягилева: всю жизнь юноши привлекали его больше, чем мужчины.