Книга россказней - Гессе Герман (1935)

Удивительно, однако, то обстоятельство, что эта бессовестная, распущенная и эгоистичная женщина постоянно носила с собой рукопись, которую она называла своей исповедью и в которой она изложила весь свой жизненный путь, представлявший собой, начиная с удивительно ранней утраты невинности, головокружительную череду всевозможных беспутств и преступлений. Этому не найти иных объяснений, кроме граничащего с суеверием страха перед вечными муками, да и позднее, насколько известно, ни одно из самых позорных обстоятельств ее предстоящей казни не удручало ее столь сильно, как отказ в последнем причастии. И вот, явно для того, чтобы в последний час на исповеди не забыть ни одного из своих грехов, она составила этот ужасающий перечень своих преступлений и прегрешений и постоянно держала его при себе в особой шкатулке.

В остальном же превратности судьбы не слишком сильно угнетали отчаянную авантюристку. Она даже, ничуть не смущаясь, сделала своему оставшемуся во Франции супругу предложение перебраться к ней, на что он, правда, не согласился. Она же продолжала беззаботно гостить в том монастыре и в отсутствие более серьезных занятий плела легкую любовную интрижку с Териа, что, однако, не мешало ей оказывать любезности и иным галантным претендентам.

Однажды в марте в монастыре объявился некий французский аббат, он поинтересовался госпожой Бренвилье и был ею принят. Приятной наружности, еще молодой мужчина с хорошими манерами и парижским выговором тут же навеял на госпожу Бренвилье ностальгические настроения. На вопрос о цели своего визита он дал следующий ответ.

– Я предпринимаю, – сказал он почтительно, но с улыбкой, – довольно продолжительное путешествие, в ходе которого мне надлежит посетить некоторые монастыри. И я узнал совершенно случайно и к моей великой радости, что вы,

сударыня, нашли приют в этих стенах. И я не хотел упустить возможность познакомиться со столь знаменитой и в настоящее время столь угнетенной напастями дамой и поддержать ее, быть может, словом утешения. В Париже все сожалеют о ваших несчастиях и изумлены, даже возмущены тем, что вашим недругам удалось настолько настроить против вас парламент, что ваше осуждение оказалось возможным. Но мы тем более рады тому, что вы здесь в безопасности и можете спокойно выждать время, пока в вашем деле не восторжествует справедливость, которой нам в вынесенном парижским судом приговоре так не хватает. Вы не можете и вообразить, досточтимая сударыня, насколько парижское общество переживает ваше отсутствие.

То были речи, каких госпожа Бренвилье давно не слыхала. Она с трудом сдерживала подступившие слезы, когда льстивые слова элегантного аббата вдруг заставили ее живо вспомнить все, чего она лишилась. Ах, она все так же красива и знатного происхождения, и если вынуждена в настоящий момент обходиться без своего состояния, то вряд ли это надолго.

После легкой, сначала сочувственной и под конец совершенно светски непринужденной часовой беседы аббат откланялся, поцеловал прекрасной даме руку и спросил как бы между прочим, не будет ли ему позволено увидеть ее в другой раз, если, как он предполагает, его пребывание в Льеже продлится еще день-другой. С радостью дала ему госпожа Бренвилье на это свое согласие, прибавив, что слишком ценит возможность столь приятного и остроумного разговора, чтобы она не желала ее повторения, и будет искренне огорчена, если его преосвященство не заглянет к ней еще.

Элегантный молодой человек попрощался, пообещал вернуться и оставил затворницу в состоянии приятного воодушевления. Она была благодарна ему за то, что целый час вновь ощущала себя вполне светской дамой и аристократкой, и готова была поверить, что произвела на элегантного мужчину достаточное впечатление, чтобы он продлил свое пребывание в Льеже, и не ради дел, а только для нее одной.