Двор Тумана и Ярости - Маас Сара

— Она хотела спрятать тебя подальше от когтей твоего отца, — уточнила Мор, болтая вином в бокале, ее плечи расслабились, когда Азриэль наконец моргнул, и, казалось, прогнал то, что заставило его застыть.

— И это тоже, — добавил Рис сухо. — Когда мне исполнилось восемь лет, мама привела меня в один из иллирийских военных лагерей. Чтобы меня обучили, как учат всех иллирийских мужчин. И как все иллирийские матери, она вытолкнула меня на тренировочный ринг в первый день, и ушла не оглядываясь.

— Она бросила тебя? — услышала я свой вопрос.

— Нет, никогда, — отрезал Риз с такой яростью, которую я раньше слышала лишь несколько раз, один из которых был сегодня.

— Она тоже осталась жить в лагере. Но это считается позором для матери нянчиться с сыном, когда он идет тренироваться.

Мои брови поднялись, и Кассиан засмеялся.

— Нецивилизованные, как он и сказал, — прокомментировал воин.

— Мне было страшно до чертиков, — признался Рис без тени стыда. — Я учился владеть своей силой, но иллирийская магия была лишь малой ее частью. И это очень редко среди них — обычно ею владели только самые сильные, чистокровные воины. — Опять, я посмотрела на спящие Сифоны на руках воинов.

— В те годы я пытался использовать Сифоны, — сказал Рис. — И уничтожил с десяток до того, как понял, что они не подходят мне — камни не могли удержать ее. Моя сила течет и оттачивается другими способами.

— Как трудно быть таким могущественным Высшим Лордом, — поддразнила Мор.

Рис закатил глаза.

— Лорд лагеря запретил мне пользоваться магией. Ради всех нас. Но когда я ступил на тот тренировочный ринг в тот день, я не имел никакого понятия как драться. Остальные мальчишки моего возраста сразу это поняли. Особенно один, взглянувший на меня и сразу избивший до полусмерти.

— Ты был таким чистеньким, — сказал Кассиан, покачивая головой. — Миленький полукровка, сын Высшего Лорда, каким роскошным ты был в своем новом тренировочном костюме!

— Кассиан, — сказал мне Азриэль таким голосом, будто сама тьма приобрела способность говорить, — на протяжении многих лет добывал новую одежду, ввязываясь в драки с другими мальчишками, где наградой была одежда с их спин.

В его голосе не было гордости — за жесткость его людей. Я не винила говорящего с тенями. Но такое отношение…

Кассиан, однако, усмехнулся. Но сейчас я смотрела на его широкие, сильные плечи, на свет в его глазах.

Я никогда не видела никого в Прифиане, кто когда-либо был голоден — так как когда-то я.

Кассиан моргнул, и взгляд которым он смотрел на меня, изменился — стал более оценивающим, более… искренним. Я могла поклясться, что видела слова в его глаза: ты знаешь, каково это. Ты знаешь, какой от этого остается след.

— В деревне я по два раза избил каждого мальчика нашего возраста, — продолжил Кассиан. — Но затем появился Рис, в его чистой одежде, и он пах … по-другому. Как истинный соперник. Поэтому я атаковал. За нашу драку мы оба получили по три удара плетью.

Я вздрогнула. Бить детей…

— Они делают и похуже, девочка, — вмешалась Амрен, — в этих лагерях. Три удара плетью у них сродни подстрекательству затеять драку снова. Когда они делают что-то действительно плохое, им ломают кости. Постоянно. На протяжении многих недель.

— Твоя мать добровольно отправила тебя туда? — спросила я. Действительно «мягкая и добрая».