Весна Гелликонии (др. перевод) - Олдисс Брайан Уилсон (2003)

Сатаал был человеком крепкого сложения, с бледным лицом, с небольшими ушами, но тяжелый на руку. В случае, когда ученик нуждался в хорошем внушении, Сатаал забывал даже свою лень. Голова его была обрита, посеребренная борода заплетена в косички, как это делали многие священники его ордена. На нем была надета черно-белая сутана, свисающая до колен. Лицо его было изрыто оспой. Юлий не сразу понял, что несмотря на седые волосы, Сатаал не достиг еще и среднего возраста. Ему даже не сравнялось двадцать лет. Тем не менее, ходил он согбенной походкой, свидетельствующей о солидном возрасте и большой набожности.

Когда Сатаал обращался к Юлию, голос его всегда звучал доброжелательно, но как бы издалека, тем самым подчеркивая пропасть между ними. Юлия успокаивало отношение к нему этого человека, которое, казалось, говорило: «Это твоя работа, но также и моя. И я не стану усложнять жизнь и тебе и себе, докапываясь до твоих подлинных чувств». Поэтому Юлий помалкивал, прилежно зубря напыщенные вирши.

— Но что же это означает? — как-то спросил Юлий, не поняв какого-то места в священном писании.

Сатаал медленно поднялся, заслонив плечами свет, падавший ему на затылок, нагнулся к Юлию и сказал нравоучительно:

— Сперва выучи, а потом пытайся понять. После того как ты выучишь, мне легче будет растолковать тебе то, что ты выучил. Ты должен учить сердцем, а не головой. Акха никогда не требовал понимания от своего народа. Только послушание.

— Ты сказал, что Акхе нет никакого дела до Панновала.

— Главное — что Панновалу есть дело до Акхи. Ну, давай еще раз:

Кто жаждет лучей Фреира,

Тот попадет к нему на крючок:

И потом уже будет поздно,

Он сожжет слабую плоть.

— Но что все это значит? Как я могу учить то, что не понимаю? — спросил Юлий.

— Повторяй за мной, сын мой, — сурово сказал Сатаал. — Кто жаждет…

Юлий чувствовал себя придавленным этим темным городом. Его густые тени обступали со всех сторон, стискивая душу. Во сне он часто видел мать, и кровь струилась у нее изо рта. Вздрагивая, он просыпался и лежал в постели, устремив взгляд в потолок. Временами, когда воздух был относительно чист, он мог увидеть прилепившихся к потолку летучих мышей и свисающие сталактиты. И тогда им овладевало страстное желание вырваться из этой ловушки, в которую он сам себя загнал. Но идти было некуда.

Однажды, охваченный среди ночи отчаянием, он пополз за утешением в дом Киале. Тот рассердился, когда Юлий нарушил его сон, но Туска нежно заговорила с ним, как с сыном, поглаживая ему руку.

Затем она тихо заплакала и сказала, что у нее тоже был сын, примерно одного возраста с Юлием, по имени Усилк. Он был хорошим парнем, но милиция его забрала за преступление, которого — это она знала точно — Усилк никогда не совершал. Каждую ночь она думала о нем. Его бросили в одно из самых страшных мест в Святилище — под надзор фагоров, и она уже не надеялась увидеть его вновь.

— Милиция и священники очень несправедливы, — говорила она, вздыхая.

Юлий согласился с нею:

— Мой народ иногда живет впроголодь, но все мы равны и стойко переносим все тяготы жизни.

Помолчав, Туска сказала:

— В Панновале есть люди, которые не изучают писание, а мечтают о свержении правителей. Но без правителей Акха уничтожит нас.

Юлий пристально вглядывался в ее лицо.

— Ты думаешь, что Усилка забрали потому, что он хотел свергнуть нынешнюю власть?

Едва слышным голосом она прошептала, крепко держа его за руку.

— Ты не должен задавать таких вопросов, а то попадешь в беду. В Усилке всегда жил бунтарь, может он связался с дурными людьми…

— Ну, хватит болтать, — крикнул Киале. — Женщина, быстро в постель. А ты иди к себе, Юлий.

Обо всем этом Юлий думал во время своих занятий с Сатаалом. Внешне он держался с подчеркнутым почтением.