Без дна - Жорис Гюисманс (1891)

– Очевидно. Сатана Средних веков ужасен, документы, подтверждающие данные факт, имеются в изобилии.

– А в наше время? – спросил, вставая, Дез Эрми.

– Как это – в наше?

– Да ведь сатанизм к наши дни свирепствует, наследуя Средние века, связанный с ними тайными нитями.

– Да неужели же ты веришь, что в наши дни вызывают дьявола, служат черные мессы?

– Да.

– Ты уверен?

– Совершенно.

– Ты поражаешь меня; но, знаешь ли, старина, мне очень помогло бы в моей работе, если бы я увидел эти вещи. Кроме шуток, ты веришь, что существуют современные нам поклонники дьявола, есть у тебя доказательства?

– Да, и мы потом поговорим об этом, а сегодня я спешу. Послушай, как тебе известно, мы завтра обедаем у Каре. Я за тобой зайду. До свидания; обдумай в ожидании фразу, которую ты сказал о чернокнижниках: «Если бы они принадлежали Церкви, они пожелали бы быть непременно кардиналами или папами», и в то же время сообрази, как отвратительно духовенство наших дней.

В этом корни современного сатанизма, в большинстве случаев, по крайней мере; потому что без попа, оскорбляющего святыню, нет зрелого сатанизма.

– Но чего же они хотят, наконец, эти священники?

– Всего, – сказал Дез Эрми.

– Как Жиль де Ре, который в записках, подписанных собственной кровью, требовал от дьявола «Знания! Могущества! Богатства!», всего, что всегда жаждало человечество.

V

– Входите скорей и обогревайтесь; ах, господа, мы, в конце концов, рассердимся, – говорила госпожа Каре, видя, что Дюрталь вытаскивает из кармана завернутые бутылки, а Дез Эрми кладет на стол маленькие перевязанные пакеты, – право же, вы тратите слишком много.

– Но если нам это нравится, мадам Каре, а где же ваш супруг?

– Он наверху с самого утра, он не может успокоиться.

– Боже мой, – сказал Дюрталь, – сегодня ужасно холодно, башня вряд ли особенно приятна в такую погоду.

– Да, он не за себя беспокоится, а за свои колокола. Но раздевайтесь же.

Они сняли пальто и подошли к печке.

– Здесь нежарко, – продолжала она, – чтобы обогреть это помещение, надо топить без перерыва день и ночь.

– Купите переносную печь.

– Нет, ни в каком случае, здесь задохнуться можно будет.

– И это, во всяком случае, было бы неудобно, – сказал Дез Эрми, – потому что здесь нет камина. Правда, если бы удлинить вытяжную трубу печки и провести ее оттуда до окна… кстати, по поводу этих приспособлений, отдаешь ли ты себе отчет, Дюрталь, как эти безобразные железные колбасы соответствуют утилитарной эпохе, в которой мы живем.

Подумай об этом; в этом изобретении вполне выявил себя инженер, которого оскорбляет вид предмета благородной и радостной формы. Он нам говорит: вы хотите тепла, вот вам тепло – но ничего больше; не должно существовать ничто приятное для глаза. Нет больше поющих и потрескивающих дров, нет приятной легкой теплоты! Польза, без фантастики прекрасных огненных языков, вырывающихся из гулкого костра сухих поленьев!

– Но разве же нет печей, в которых виден огонь? – спросила госпожа Каре.

– Да, но это еще хуже! Огонь за слюдяным окошечком, огонь в тюрьме, это так грустно! Ах! Славные вязанки деревенского хвороста, сухая виноградная лоза, которая хорошо пахнет и золотит комнаты своим пламенем! Современность все изменила. Роскошь, которой пользуется беднейший крестьянин, доступна в Париже только людям с порядочной рентой!

Вошел звонарь; со своими взъерошенными усами, усеянными на концах волосков маленькими белыми шариками, в вязаной шапке с наушниками, в бараньей шубе, в подбитых мехом рукавицах и теплых калошах, он походил на самоеда, явившегося с полюса.

– Я не подаю вам руки, – сказал он, – потому что я весь в смазке. Что за погода! Представьте, я с самого утра смазывал колокола… и не совсем еще спокоен!

– Но почему же?