Опытный кролик - Полковников Дмитрий

Прозрачную жидкость, тут же перелили в графин и унесли в подвал, готовясь поставить на стол, когда начнется застолье. Тут жива еще дореволюционная традиция, потреблять сорокаградусный продукт и дома не из бутылки, а непременно из запотевшей стеклянной или хрустальной посуды.

Все настраивало капитана на добрый лад, кабы не нежданный гость.

Старая пани заметила, что стоит завести разговор о капитане-артиллеристе, то щеки у дочери тут же краснеют, а на губах блуждала улыбка. Конечно, как не заявиться по ее просьбе сюда ксендзу, если дело зашло несколько далеко.

Тот сам хотел посмотреть на диковинного советского командира. А Панов лишь вздохнул, опять начнут попробовать поставить на путь истинный или узнать по какой скользкой дороге он идет.

И что сразу заорать «Не мир я вам принес, а меч?».

Да, в ад он идет очень знакомой дорожкой, и не надо мешать.

Когда мужчины после взаимного прощупывания вышли покурить во двор, Панов решил сразу прояснить ситуацию.

— Я вот вас слушаю и буквально чувствую, какая боль легла на ваше сердце, что говорят теперь прихожанки не по-польски и поют чужие песни. Выходят замуж не за тех, кого надо.

— Вы иронизируете? Ваша власть, э-э-э… почти перекрыла нам кислород.

— Значит, готовясь к непримиримой борьбе ваш церковный хор, тренируется в патриотических песнях? А что насчет, — Ненашев замялся, ему всегда тяжело давалось это слово, — катехизация детей и молодежи, где особо подчеркивается и польский патриотизм

[402]..

— Господин капитан, хочет сказать, что не поддерживает оккупацию Польши?

— Господин ксендз, мне надо ответить или «да» или «нет»? Без вариантов? Или это проверка, — Панов чуть не сказал «тест», — на проницательность.

— Считайте, что вы ее прошли, — ксендз улыбнулся, собеседник не глуп, если может распознавать ловушки.

— Если прошел, зачем мне вас ненавидеть? Вы любите свою страну, бережно храните ее традиции и язык. Погубить и сломить вас невозможно, можно лишь истребить всех, в том числе детей и женщин. Увы, я не настолько кровожаден.

— Так в чем же дело пан капитан?

— Когда от чешской оккупации освободили «интегральную» часть Польши, город Тешин тут же был должен заговорить по-польски. Долголетняя борьба за права, свободу и справедливость польского народа закончилась внушительным успехом, не правда ли? А то что, закрыли школы чехов, запретили язык так, что и поздороваться нельзя. Какая мелочь. А то, что начали воевать с мертвыми, снеся памятник погибшим в войне с немцами солдатам, вероятно шалость. Так чем вы лучше нас? Но здесь в школах до сих пор говорят по-польски.

Панов поймал себя на мысли, что история наука бесполезная. Никого и ничему не учит. После развала СССР так самоутверждалась не одна нация. Давно испачканные коричневой субстанцией детские штанишки пришлись впору.

Но и любая Империи может смертельно заболеть.

Первая Речь Посполитая, с границами от «можа» до «можа» давно умерла навсегда. Потому, как была там страна, где равноправно, с поправкой на эпоху развитого феодализма жили дружно поляки, русины, литвины, украинцы.

Как-то ладили друг с другом, вместе отбивались от врагов. После разбежались, потому, как сильно занялась одна нация «полонизацией», уча других как надо правильно жить и во что верить.

Ксендз заметно поскучнел. Собеседник неплохо знаком с событиями октября тридцать восьмого года.

Та «победа» стало началом поражения его страны. И Советы вели себя корректно. Пусть и выставили ноту, но договор о ненападении с Польшей не разорвали. Никто бы и не возразил. Отличный повод, одна из высоких договаривающихся сторон напала на третье государство. Этот пункт соглашения сразу делал гербовую бумагу клозетной. В том же году его страна из-за прав поляков выставила ультиматум Литве.