Расцвет и закат Сицилийского королевства - Джон Джулиус Норвич (2005)

В Византии следует искать истоки политической философии Рожера. Феодальная система, которая являлась основной формой государственной организации в его континентальных владениях, принадлежала Западной Европе; гражданские службы в Палермо и сицилийских провинциях, которые Рожер унаследовал от отца, базировались в значительной степени на арабских институтах; но сама монархия, как она была им задумана и лично создана, полностью соответствовала византийским образцам. Король Сицилии не был, подобно своим меньшим собратьям на севере и западе, просто вершиной феодальной пирамиды. До коронации, подобно императорам Древнего Рима и их преемникам в Константинополе, он должен был добиться одобрения и признания у своего народа; но во время самой церемонии он обретал мистическую благодатную сущность, которая ставила его вне и выше человеческого сообщества. Эту отстраненность Рожер преднамеренно культивировал в течение всей жизни. Его биограф Александр из Телезе пишет, что, невзирая на быстроту и блеск его речей, «он никогда не позволял себе публично или в приватной обстановке быть слишком любезным, или веселым, или откровенным, чтобы люди не перестали его бояться». И когда мы узнаем, что спустя несколько лет во время переговоров с Константинополем он потребовал, чтобы его признали равным императору Византии, равноапостольному, наместнику Бога на земле, это едва ли может удивлять[26].

Эта идея, хотя она несомненно и постоянно проводилась в законодательстве, дипломатии и иконографии Сицилийского королевства, никогда не высказывалась на словах, по-видимому, из-за некоей практической трудности, которую она порождала. Куда в таком случае поставить папу? На этот вопрос не было найдено удовлетворительного ответа – чем и объясняется любопытная двойственность в отношении Рожера к Святому престолу. Как папский вассал, он был готов исполнять свои обязанности по отношению к папе как законному сюзерену; как христианин, он был готов выказать ему все подобающее уважение, но как король Сицилии он не потерпел бы никакого вмешательства в дела церкви в пределах его королевства. Его притязания подкреплялись наследственным правом на полномочия папского легата, которое его отец вытребовал у Урбана II за сорок два года до этого; но, как мы увидим, он проявил в церковных делах упрямство и своеволие, далеко выходившие за рамки того, что папа Урбан или его преемники могли стерпеть.

Те из Арианских ассиз, которые относились к делам подобного рода, намеренно подчеркивали роль короля как покровителя христианской церкви и защитника индивидуальных прав и привилегий ее представителей. Еретики и отступники (от христианской веры) наказывались лишением гражданских прав, и суровые наказания назначались за симонию. В то же время епископы освобождались от гражданского суда, и младшие клирики получили сходные привилегии соответственно своему рангу. Все эти меры вполне могли найти одобрение в Риме; но – и этот пункт несомненно вызывал разные реакции – любое решение и норма могли быть отменены королем, суждение или указ которого становился последним словом. И что касается Рожера – папа мог думать как угодно – по его мнению, эта власть держалась не на дарованных некогда легатских полномочиях; вместе с высшими знаками отличия – митрой и далматиком, посохом и пастырским кольцом, которые король надевал на время важных церемоний, – она давалась самим Богом.