Смерть отца - Наоми Френкель (1962)

– Ты мужественный парень, Нанте Дудль!

– Мужественный? Это почему же?

– Не каждый смертный осмелится ходить на таких тонких спичках, как твои ноги!

Нанте отвечает им громким смехом. Шутливая атмосфера царит в ресторане. Лишь бритоголовые крестьяне с короткой щетиной на щеках, делающей их похожими на ежей, равнодушно взирают на шутки, смех, веселье у прилавка Нанте Дудля, откусывают и жуют большие куски свинины. Зубы их, подобно пилам, вгрызаются в мясо, глаза усиленно мигают при этом.

Около маленького столика сидит граф Оттокар и следит за происходящим. Он вернулся усталым и присел успокоить нервы. Руки его поигрывают солонкой. Он вглядывается в замкнутые лица покорно, по-коровьи жующих крестьян, и видит уважаемого тайного советника Иоанна Вольфганга фон Гете, сидящего на его месте.

«Здесь не пой моих песен», – нашептывает на ухо внутренний голос.

– Здесь нет, здесь нет! – громко говорит граф.

– Что, господин граф? Чего здесь нет? – спрашивает его «цветущий Густав», стоящий недалеко и услышавший слова графа. Тут же возникает «граф Кокс», придвигает стул ближе к Густаву, бросает подозрительный взгляд на графа и шепчет Густаву:

– Ты можешь приехать за землей, Густав. Ночью мы снова копали…

– И нашли? – спрашивает Густав с большим интересом.

– Ничего не нашли, – отвечает «граф Кокс». – Но мы близки к находке.

– Что они ищут? – спрашивает граф-скульптор.

– Клад, граф. Они живут в старом еврейском дворе. И одна мысль сверлит слабую голову «графа Кокса»: богатые евреи зарыли серебро и золото под камни. И все это спрятано для него. При полной луне он выходит со всей ватагой своих сыновей копать в поисках клада. Мне это выгодно, – смеется Густав, – они добывают мне чернозем для моего бизнеса.

– Такого я еще не слышал! – говорит граф.

– Почему, господин? У человека должна быть хоть одна надежда в жизни.

Граф вперяет скучный взгляд в лицо шутника и неожиданно спрашивает:

– Густав, сможешь ли ты дать мне совет? Я ищу место в рабочем квартале Берлина для памятника Гете. Ты, конечно, читал объявление о конкурсе, объявленном муниципалитетом Берлина.

– Ой, Иисусе, граф, – заходится долгим зевком Густав, – и это мне тоже надо знать. Все столбы и афишные тумбы залеплены этим дерьмом к выборам.

– Минуточку, Густав. Я ведь только прошу у тебя совета. Ты же знаком с Берлином.

– Густав? – смеется шутник. – Кто с ним знаком, если не я. Я знаю каждый его уголок. – Лицо его становится серьезным. – Граф, хотите знать Берлин? Найти убежище среди переулков для вашего Гете? В этом все дело. Я покажу вам Берлин. Густав проведет вас по всему городу.

– Когда?

– В любой час. Нет у меня срочных дел.

– Завтра?

– Завтра, – соглашается Густав.

– Нанте! – зовет граф своего друга. – Две рюмки коньяка.

Новый стишок висит над прилавком Нанте, только недавно вышедший из-под его пера:

Одиночка –

Никто – и точка.

Но еще один кто-то –

Это уже что-то.

Граф и Густав осушают рюмки. И ночью развлекает Нанте Дудль своих гостей, играя на губной гармонике. И у распахнутых настежь дверей собралась толпа – послушать его игру.

У леса, у лесочка

Забудусь я. И точка.

Отца не вспомню я

И мать не вспомню я.

Забудется семья.

Себя я сберегу,

От смерти убегу.

Я снова юн. И точка.

Песни Нанте Дудля всегда печальны, и все старики на улице Рыбачьей отирают глаза от слез. Корабельщики затихли, пьяницы замерли в стойке у стойки, и река сопровождает шорохом вод пение Нанте. На горизонте развевается мегаполис знаменами света. Дождь прекратился, и ночь окружает глубокой синевой. Небеса близки и звезды велики.

Глава пятая