Дети - Наоми Френкель (1967)

– Он никакой не тип, он просто дурак, каких мало, но в отношении Эльзы проявил большую мудрость. Он даже ее не продал. Что еще можно у нее продать? Он сделал из нее большую артистку. Танцовщицу, Саул.

– Чепуха какая-то. Что вдруг Эльза – танцовщица?

– Почему бы нет? Она все еще красива. Бедра, ноги, и все остальное при ней. Карла снял для нее комнату на третьем этаже своего дома, и там каждый вечер собираются у него и у Эльзы все те, которые ему верны и не пойдут фискалить в полицию, и могут потратить десять марок, чтобы увидеть Эльзу в роли Евы. Я тебе говорю, Саул, совсем голой. Очень рекомендую посмотреть. Я могу тебя ввести к ней, Саул, за десять марок. Только не торгуйся со мной.

Лицо Саула покраснело, не только от мороза и ветра. Он продолжает идти, толкая велосипед. Изослечер бежит следом за ним, бежит и говорит. Дыхание его пресекается.

– Саул, что в этом такого? Десять марок это дорого? Что это для тебя?

– Иди своей дорогой, – кипит Саул, – продажная твоя душа.

– Почему? Что ты всегда чураешься девушек и всего, что с ними связано? Я тебе говорю, еще не придумали в мире ничего лучшего.

– Иди своей дорогой, сказал.

Изослечер вовсе не собирается идти своей дорогой, пока Саул не поделился с ним хлебом с колбасой «салами». Торопливо подпрыгивает мелкими шажками за Саулом и говорит, не умолкая, до того, что голос его уподобляется чириканью голодных воробьев под водостоками домов в утреннюю стужу.

– Саул, Саул, ну, подожди. Что случилось, Саул? Я знаю, знаю. Что ты сердишься из-за странных взглядов у вас в движении по поводу девушек. Никогда я не слышал, чтобы парень относился к половому вопросу так, как ты мне об этом рассказывал. Это относится к монахам и священникам. Погоди, Саул, чего ты бежишь, как сумасшедший? Я тебе говорю, ты умно сделаешь, если оставишь твое странное движение, и как можно быстрей. Саул! Погоди! Я не поспеваю за тобой! Что ты так бежишь? Я думал, что ты уже оставил это странное движение, и потому предложил тебе пойти к Эльзе. Это стоит сделать. Стоит! Не беги так, прошу тебя! Я был уверен, что ты уже оставил движение, и можешь пойти к Эльзе.

Саул останавливает велосипед, расстояние между ним и Изослечером сокращается. Остановился Саул не из-за Изослечера, а из-за стыда. Ему стыдно, что он открыл Изослечеру душу, рассказал о намерении покинуть движение. Изослечер единственный, который знает этот секрет. И выболтал ему Саул в минуту сильнейшего отчаяния, после великой ссоры с дядей Филиппом. После судьбоносной беседы в подразделении, дядя Филипп узнал о решении, пришел поздравить Саула и торжественно назвал его, не более, не менее, – «избранником». И этим вызвал гнев Саула, и он кричал в радостное лицо дяди, что никогда не поедет в Израиль, его вообще не интересует молодежная репатриация, и ни на какую усадьбу для подготовки к этой репатриации он не поедет. Дядя не особенно прислушался к этому решительному отрицанию, и сказал сухим спокойным голосом, что Саул еще как поедет на подготовительный курс, и, несомненно, репатриируется в страну Израиля. Скандал вышел большой. Саул выскочил из дома, дрожа от гнева. В переулке, у лип, стоял с ощущением внутреннего покоя Изослечер и читал объявление – «Опасно! Идет стройка!» Все вокруг выглядело столь жалко, столь безнадежно – пустая бетонная площадка, закрытый киоск Отто, ветер, бьющий по липам, и Саул не знал, что делать с собой, со своим отчаянием и гневом, и тогда обратился к Изослечеру.

– Иисусе, Саул. Я видел доктора входящим к вам, и ты выскочил оттуда ужасно сердитый. Что случилось? Ссора с доктором? Ты что, вышел из себя из-за этой высохшей селедки?

Саул успокоился и раскрыл душу Изослечеру. И вот это аукнулось предложением насчет Эльзы...

– Куда ты так бежал, Саул? Не начинай снова бежать. Я больше не могу. Куда?

– К Отто.