Исмаил - Амир-Хосейн Фарди (2010)

Исмаил посмотрел на небо. Между ветвями и густой листвой чинары звезды сияли безжалостно. Ветерок мягко толкал ветки, и единственная горлинка душераздирающе печально пела свою песенку. Они подошли к машине. Вокруг нее крутился Хедаяти. Харири спросил:

– Что ты делаешь, Хедаяти?

– Дверца куда делась? Нету!

– Как нету, есть! Сейчас открою, один момент подожди!

Он открыл ключом дверь водителя. Сел. Потом открыл дверь с пассажирской стороны, потом заднюю, и дал знак Хедаяти садиться в машину. Хедаяти сел медленно и тяжело. Сел и Исмаил. Харири завел двигатель, и они поехали. Хедаяти вполголоса напевал. Исмаил сказал:

– Вроде как все прошло очень хорошо, правда?

Хедаяти повернулся и горящим взглядом посмотрел на него.

– Еще бы не правда, еще бы не хорошо, мои ноги как будто не по земле шли, а по небу. Знаешь, чего моя душа сейчас желает?

– Чего желает?

– Душа моя желает прямо сейчас, если б была тут большая река, раздеться догола, только в трусиках остаться, и прыгнуть в воду. Ай, хорошо как!.. Когда, помню, жил в деревне, все время купался, но никогда не раздевался совсем. Боялся мальков рыб. Они тебе все причинное место обгрызут, защекочут. Всегда нырял в трусиках и плавал.

И он начал движениями рук и рывками ног показывать, как плывет в реке. Потом представил, будто рыбки заплыли между его ног и начали его щекотать. Он громко, раскатисто захохотал, потом запел, потом заговорил:

– Нет, нет! Нет, не так. Девочки молоденькие, отпустите меня, черт, пальчиками не щекочитесь!..

Харири со смехом сказал:

– Ну ты даешь, старина, сейчас сворачиваю налево, чуть спокойнее, пожалуйста.

– Харири, душа моя, не понимаешь ты. Я тут не виноват. Это они ко мне в штаны залезли!

– Очень хорошо, постепенно освобождайся от них!

Тот помолчал. Машина неслась по пустынным улицам на предгорном севере Тегерана, спускалась к центру города. Сквозь открытые окна налетал ветер и бешено вихрился в кабине. Хедаяти вскинул руки и ослабил узел своего галстука.

– Я заткнулся. Черт, словно осла взнуздали. Нет, нет, осел – это хорошо, мамочка моя нежная, я умру за осла. Теперь за здоровье ослов громкими голосами поревите!

И он начал низким голосом, а потом высоким голосом издавать протяжный рев, и громкий, и долгий. Харири так смеялся, что слезы выступили, потом сказал:

– Хедаяти, ты с таким голосом должен был оперным певцом стать. Жаль, что тебя не открыли!

Хедаяти, замолчав, откинулся на подголовник сиденья. Исмаил смотрел на его голову, большую и бесформенную. Она напоминала тыкву – была с каштановыми редкими волосами и с кожей в пятнышках, шишечках и с капельками пота, выступившими на ней. От Хедаяти шел запах, резкий и тошнотворный. Исмаил, передвинувшись, сел позади кресла водителя и в зеркале нашел лицо Харири, внимательно следящего за дорогой. Он быстро гнал машину. Хедаяти проснулся от сильного ветра. Протяжно зевнул.

– Харири, душа моя, далеко еще ехать?

– Уже недалеко.

– У меня есть время спеть одну песню?

– Пой, дорогой Хедаяти, пой столько песен, сколько душе твоей угодно!

Хедаяти начал петь. Тут было все, от новомодных шлягеров до старинных песен. Он из каждой выхватывал одну строку или куплет, потом бросал. Пел он кое-как и без всякого смысла. Харири через зеркало посмотрел на Исмаила и засмеялся. Прошло несколько минут. Хедаяти замолк.

– Харири, душа моя, еще не приехали?

– Нет, еще не приехали.

– А-а-ах! До чего длинная эта дорога – как подштанники моей бабушки, сколько ни тяни, еще столько же останется. От того конца до этого – ух, растянули!.. – потом он обернулся на Исмаила и сказал: – Ага, а я и забыл. Ну-ка иди сюда, работа есть тебе.

– Какая работа?