– Неужели вам не известно, что прихожане церкви Святого Августина, особенно те, что встречаются на утренней службе, – это особый мирок, и при необходимости этот мирок может оказаться весьма полезным. Его представители могут незаметно прийти на помощь к тем, кто в ней нуждается. Вот, например, дворник, сам пришел в полицейский участок.

Адальбер про себя растрогался, но вслух насмешливо спросил:

– Вы хотели, чтобы я заплакал?

– Нет, не хотел. Я просто вас проинформировал. А Морозини? Все еще путешествует?

– Завтра приедет Лиза, и мы все узнаем. Она прекрасно понимает, что телефонные разговоры могут быть опасными.

– Ну так дождемся завтрашнего дня. А пока не оставляйте госпожу де Соммьер в одиночестве. Хуже нет, когда безудержно разыгрывается воображение, а госпоже маркизе воображения не занимать.

Относительно воображения тети Амели комиссар выразился даже слишком мягко. Вообразить она себе могла все, что угодно, и провела ужаснейшую ночь. Дрема, с которой дружит преклонный возраст и которая время от времени убаюкивает старушек, в эту ночь не появилась даже близко. Хотя нельзя сказать, что ее не приманивали симпатичными домашними средствами, на какие обычно она откликается: например, пожевать яблочко, выпить чашку теплого молока, прочитать несколько страниц какого-нибудь романа Марселя Пруста, пересчитать слонов... А может быть, лучше не слонов, а овец, коров или кенгуру? Но не помогли и эти животные. Тогда снотворные? В аптечке в ванной можно было найти аспирин, сироп от кашля, спиртовой раствор йода, мазь от ревматических болей в суставах и "чудодейственные капли доктора Ленормана". Правда, вычурная этикетка не сообщала, какие чудеса совершает эта микстура. Разочаровавшись в домашних средствах, маркиза часа в два ночи решила испробовать любимое средство Альдо: выкурить английскую сигарету и выпить рюмку коньяка с водой. Вернее, просто рюмку коньяка. Но проверить это средство не удалось. Неизвестно, по какой причине Сиприен запер спасительный коньяк на ключ, а спуститься в погреб маркиза не решилась. Конечно, оставалось любимое шампанское. Стоило открыть дверцы буфета, и пожалуйста! Бутылки стоят рядком. Беда только в том, что шампанское не усыпляло маркизу, напротив, божественный напиток ее бодрил, оживлял, наполнял ощущением праздника, что было совсем не к месту при теперешних печальных обстоятельствах. И маркиза снова поднялась в спальню, смирившись, что эту ночь проведет без сна, и пообещав себе в утешение, что непременно позовет старого друга, доктора Дьелафуа, чтобы он прописал ей хорошее снотворное. Конечно, ей помогла бы трубочка опиума, но к кому за ней обратиться? Разве что Ланглуа знает, где курят опиум... Или План-Крепен! "Наша маркиза" не сомневалась, что в записной книжке компаньонки непременно нашелся бы адрес опиумной курильни.

Вернувшись мыслями к Мари-Анжелин, маркиза заплакала, потом возмутилась, и, как только гнев высушил на ее глазах слезы, она съела второе яблоко. А когда в восемь часов утра ей принесли поднос с завтраком, она вновь была исполнена присущего ей спокойного достоинства, словно только что вышла из объятий Морфея. Никто из ее людей не должен был заподозрить, что она может переживать минуты слабости и отчаяния, для нее это казалось оскорбительным.

Но маркиза напрасно боялась показать свою слабость слугам, весь дом переживал точно так же, как и она. До трагического исчезновения никто и не подозревал, какое важное место занимала несносная План-Крепен в обширном особняке, глядящим передними окнами на тихую улицу Альфреда де Виньи, а задними на зеленый парк Монсо. Кто бы мог предположить, что даже Евлалия, лучшая на свете кухарка, испортит обожаемое Адальбером суфле с трюфелями? Мятежное суфле не пожелало подняться в духовке и оказалось за это в мусорном ведре. Заменила его жалкая яичница-болтушка с крутонами, вызвав насмешливые искры в синих глазах Адальбера.