Талисман Карла Смелого - Бенцони Жюльетта (2015)

– Кто хочет чашку горячего шоколада перед сном? Слуги все без рук и без ног, и я отправила их спать, а мы сами сварили вам по чашечке. Утро, мне кажется, очень свежее!

– А тетя Амели?

– Ей отнесли первой. Она уже в спальне, – весело сообщила Клотильда. – Маркиза сказала, что ей есть о чем подумать, и она желает вам всем спокойной ночи.

– И правильно, – сказал Адальбер, подавляя зевок. – Шоколад – гениальная идея, но пора дать отдых нашим бедным мозгам. А я, если еще хоть полчаса пробуду в бальных туфлях, то точно раплачусь! Размышлять лучше всего в тапочках.

Он со вздохом облегчения снял безупречные лаковые ботинки, пожелал всем спокойной ночи и отправился в спальню в черных шелковых носках.

Все разошлись по спальням по примеру разумного Адальбера. Одно за другим гасли окна старого дома, и, наконец, он погрузился в темноту, издав что-то вроде вздоха облегчения.

Одна Мари-Анжелин все еще стояла у окна, завернувшись в большую синюю шаль. Сейчас она снимет драгоценности и бальное платье, снова накинет шаль, в которой ей так уютно, и бесшумно выскользнет из дома, чтобы успеть к семи часам на мессу к аббату Турпену. К сожалению, сегодня ей не придется причащаться. Рассердившись на Альдо, она позабыла обо всем и выпила чашку шоколада. Она больше не сердилась, но все равно не могла понять, зачем ему понадобилось вмешиваться в историю, которая совсем его не касалась? Зачем объявлять, что у Хагенталя уже есть невеста в Брюсселе?

Сказать об этом – значит перебросить мостик между Мари де Режий и Хуго! Если Хуго любит ее – а все говорит о том, что он ее любит, – он поспешит попросить ее руки, и она будет счастлива отдать ему руку и сердце. Разве можно сравнить старого с молодым? Да и разве можно обрадоваться, что стала мачехой любимому?..

И хотя внутренний голос подсказывал Мари-Анжелин, что факелы Гименея зажгутся для молодого Хагенталя еще не скоро, ее не радовало будущее счастье Мари и Хуго.

Но если вдруг мечты уносили ее очень далеко, она все равно не могла себе представить, что остается здесь, отпускает госпожу де Соммьер одну в Париж, оставляет дом, где ее любят и доверяют. И, собственно, ради чего? Ради человека, который моложе ее на несколько лет, который никогда и не помышлял о ней как о своей невесте...

Так что Мари-Анжелин если и просила чего-то у Бога, то только того, чтобы Он погасил в ее сердце любовь, которая отравляет ей жизнь. Как хорошо ей жилось до того, как случилась драма в церкви Святого Августина! Прекрасные драгоценности, окутанные мерцающим ореолом легенд, таили в себе смертельный яд. Они были по-настоящему опасны. Искатели рисковали всерьез. Они рисковали жизнью.

Но зато как торжествовали в случае удачи!

Нет, она не могла допустить, чтобы эти необычайные события, пусть даже очень опасные, прошли мимо нее! Она не могла в них не поучаствовать!

Да, три рубина, о которых сейчас шла речь, не так уж и знамениты. Но это не подделка, Филипп Бургундский купил не три камня, а шесть, и эти три не были знаменитыми "братьями". Они никогда не блестели на головном уборе герцога – таком прославленном! – они сияли на груди любовницы. И значит, не были частью талисмана. Талисмана, который невозможно восстановить – даже если бы Кледерман согласился расстаться с подлинными "Тремя братьями", – потому что нет главного: голубого бриллианта Бургундских герцогов.

Дойдя в своих невеселых размышлениях до голубого бриллианта, Мари-Анжелин горько вздохнула. Она много бы отдала, чтобы отыскать ниточку, которая повела бы их дружную и неразлучную команду к цели. План-Крепен была бы счастлива, хотя сердце Мари-Анжелин при этом омывалось бы горькими слезами.

– Пойду, помолюсь! – решила она и закрыла окно. – Сегодня утром очень сыро. Боюсь, как бы мне не охрипнуть!

И Мари-Анжелин отправилась в душ, чтобы привести в порядок и тело, и мысли.

* * *