Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии - Уильям Манчестер (2003)

Ее чувства к нему – это загадка. С другой стороны, он проявлял все признаки влюбленности и своими бешеными методами старался сделать ее счастливой. Он согласился, что Штаммхаус неподходящее для них место. Пусть он будет сохранен как памятник его отцу и напоминание крупповцам о том, что происхождение их руководителя было таким же скромным, как и у них. (Чтобы всем это втолковать, он позднее прикрепил на коттедж доску с соответствующей надписью.) Молодожены, обменявшись кольцами 19 мая, переехали в новый дом. Муж назвал его Гартенхаус (дом в саду). Судя по дошедшим до нашего времени фотографиям, он ужасен. Дом можно назвать самым безумным строением в период художественного лунатизма, если не считать того, что в конце жизни Альфреду предстояло показать, насколько он был необузданным архитектором, когда брался за это дело. Тем не менее, у дома в саду имелись свои преимущества и особенности. Построенный прямо в середине завода, он был окружен теплицами, в которых укрывались павлины и где росли виноград и ананасы. На крыше застекленное «воронье гнездо» позволяло хозяину наблюдать за воротами фабрики и за опаздывающими рабочими. Перед парадной дверью находился замысловатый лабиринт сада, с фонтанами, островками цветов и выстроенными из шлака гротами. Гартенхаус стоял фасадом в противоположную от металлургического завода сторону, и Альфред был уверен, что жене – при условии, что она не станет появляться в его «вороньем гнезде», – завод никогда не будет напоминать о своем существовании.

Он ошибался. Рур с 1840-х годов сильно изменился. Пятью годами ранее английский путешественник описывал Рур как «поэтическую сельскую» местность, но теперь этой идиллии больше не существовало. Город просыпался после своей долгой спячки; вскоре его живописные маленькие домики, выстроенные из дерева, оштукатуренные и обнесенные плетнями, навсегда исчезнут. Германия стояла на пороге большого индустриального подъема, который полвека спустя сметет английское превосходство в сторону. Угольная и металлургическая отрасли объединились в свой роковой союз. С каждым годом небо над головой становилось все более серым; с каждым годом плавильные печи сжигали все больше кокса. Методом пудлингования они преобразовывали железо в ковкий чугун и потом добавляли кокс, чтобы увеличить содержание углерода. Это была качественная, хотя и довольно сложная смесь, но Альфред должен был лучше всех понимать, чем это грозит его домашнему раю.

На фабрике стоял отвратительный воздух, и не было никакого способа не допускать его в дом. Волнистые тучи маслянистой пыли высушивали цветы, делали черными фонтаны, покрывали сажей оранжереи. Порой он даже ничего не мог видеть сквозь стекла своего «гнезда» на крыше. Вонючий дым проникал во все комнаты, приводя в негодность приданое невесты и пачкая только что выстиранные салфетки и белье, едва прачка успеет выйти за дверь. Но и это было не все. Альфред устанавливал все более и более тяжелое оборудование, и грохот паровых молотов сотрясал фундамент его дома. Берта не могла оставить стеклянную посуду на буфете. Если бы она достала ее после завтрака, к обеду все было бы разбито. Альфреда, кажется, это не волновало. Он гордился своим домом и, к немалому раздражению жены, стал домоседом. Когда она пожаловалась насчет посуды, он, как записал один из восхищенных друзей, ответил: «Всего-то несколько фарфоровых тарелок; я заставлю моих клиентов заплатить за них». А когда она попросила хотя бы на один вечер вывести ее на концерт, он резко ответил: «Извини, но это невозможно. Я должен следить за тем, чтобы мои дымовые трубы дымили, а когда завтра я услышу звуки своей кузницы, эта музыка будет более тонкой, чем музыка всех скрипок в мире».