Стальная империя Круппов. История легендарной оружейной династии - Уильям Манчестер (2003)

В диалогах между Альфредом и Бертой – маниакальной болтовней скворца, с одной стороны, и зевающим невниманием, с другой, – симпатии принадлежат ему. Конечно, он часто, когда бы они ни встретились, настаивал, чтобы она успокаивала и утешала его, – он работал с большим напряжением, он отменял важные встречи, чтобы увидеть ее, он взял в руководство завода двух ее двоюродных братьев, Эрнста и Рихарда Айххоф, и она могла бы быть или хотя бы притвориться доброй к нему. Его любовь, какой бы она ни казалась гротескной, была истинной. В своем потоке трогательных писем он называет ее «Дорогая моя и возлюбленная», «Дорогая Берточка», «Самая дорогая из Берт», «Дорогая старушка». В те ранние годы он был неизменно нежен к сыну. «Расцелуй от меня Фрица!» – просил он ее, а когда мальчик приезжал в Рур, отец приходил в восторг и записывал во всех подробностях: «Я нашел Фрица, как всегда, веселым, вчера он ел, как экскаватор… Я испытал такую вспышку радости». Угнетенное состояние наступало всегда, когда он разлучался с женой и сыном. Находясь в одиночестве в своем покрытом сажей доме, расхаживая по комнатам и с хрустом давя сапогами осколки бокалов, он временами впадал в отчаяние: «Мне одному действительно нехорошо, без вас я в плохом настроении».

* * *

На самом деле в такое время ему работалось лучше всего: ведь он человек творческий, а при виде столбов фабричного дыма за окном он быстро оживал. Литейные цеха, кузницы, груды шлака и грязного кокса – вот что было его настоящей семьей, и в здравые моменты он это понимал: «Я всегда смотрю на завод как на моего ребенка, и притом хорошо воспитанного, чье поведение доставляет мне радость; и правда, кто не захотел бы иметь с таким ребенком как можно больше общего?» Берта не хотела, и это было между ними яблоком раздора. Другой человек мог бы примирить семью со своей карьерой. Но не Альфред. Ему надо было иметь со своим заводом как можно больше общего, из кожи вон лезть, испробуя то один проект, то другой, отбрасывая первый и проталкивая второй; иначе он позорил бы своего отца и предавал доверие матери. Он не мог существовать иначе, как не могла и Берта. Так они отдалялись друг от друга, не осознавая того, что уже после их смерти ребенок, которого они лелеяли, станет ярко выраженной жертвой их конфликта.

В момент женитьбы Альфреда перспективы крупповских пушек опять начали таять. К началу 1852 года стало ясно, что его пушка в Лондоне лишь бросалась в глаза и вызывала любопытство, но ничего более. Поскольку покупателей не нашлось, он решил от нее отказаться. 19 января он распорядился, чтобы ее разобрали, вычистили, вновь собрали, «как можно лучше отполировали» и с его наилучшими пожеланиями отправили королю Пруссии. Якобы это был великодушный жест. На самом же деле задумана сложная игра. Он рассчитывал на бесплатную рекламу. «Подготовка орудия должна быть завершена быстро и в такой срок, чтобы его мог увидеть российский император», – написал он Ашерфельду и добился своего. Фридрих Вильгельм IV, не зная, как поступить с таким необычным подарком, ответил, что будет рад выставить его для обозрения в своем дворце. «Вчера, – ликующе писал Альфред, – я получил сообщение, что решено выставить орудие в мраморном зале потсдамского городского дворца. Сегодня мы с шестью артиллеристами сделали это. Король сообщил, что там ее увидит российский император».