Разговор продолжался еще несколько минут, не принеся, насколько я мог судить, никаких результатов. Внимательно наблюдая за выражением моего лица, они сообщили, что собираются допросить моих служащих. Я спокойно кивнул, как будто считал это само собой разумеющимся.

Они потребовали у меня список всех водителей, работавших в субботу и воскресенье. Я проводил их к Изабель и попросил ее найти в компьютере и распечатать нужный список, указав время отъезда и прибытия.

Она с отвращением покачала головой.

– Послушай, Фредди, – сказала она. – Мне ужасно жаль, но почему-то я сегодня ничего не могу найти в компьютере. Как только разберусь, в чем дело, сделаю. – Она показала на стопку журналов. – Все данные здесь, надо только напечатать.

– Ладно, – легко согласился я. – Тогда просто напиши фамилии. Старым способом, карандашом или ручкой.

Она послушно переписала фамилии с обложек журналов и подала листок полицейскому, который принял его с каменным лицом. Когда они ушли, Изабель состроила им вслед гримасу – Могли бы и спасибо сказать, хоть у меня и какие-то нелады с компьютером.

– Могли, что правда, то правда.

Как только полицейские уехали, из своей машины, как кролик из норы, выскочил тощий журналист, и мне пришлось потратить несколько минут, чтобы убедить его, что Джоггер был прекрасным механиком, что нам его будет очень не хватать, что полиция расследует этот случай, что нам надо подождать результатов их поисков и так далее и тому подобное. То есть врать я ему не врал, но и толкового ничего не сказал. Он уехал недовольный, но тут уж я ничего не мог поделать Взглянув на часы, я понял, что провел большую часть своего обеденного времени, так и не выполнив своего намерения – поставить в память о Джоггере по кружке пива всем присутствовавшим в кабачке, поэтому я быстренько поехал туда на переговоры с хозяином.

Хозяин, уютно толстый в результате постоянной близости к пивной бочке, царил в заведении без всяких излишеств, специально рассчитанном на создание психологического комфорта у людей, не привыкших к чрезмерной роскоши. Он умел угодить своим клиентам, от конюха до строгого местного интеллектуала, умел поговорить с ними на их языке.

– От старины Джоггера не было никакого вреда, – провозгласил он. – Разве что надирался регулярно по субботам. Это не первый случай, когда Сэнди отвозил его домой. Надо сказать, Сэнди хороший парень. Чем могу вам помочь?

– Составьте список, – попросил я, – всех, кто был одновременно с Джоггером в кабачке в тот вечер, и поставьте им за мой счет по паре кружек пива, чтоб помянули его.

– Очень даже здорово с вашей стороны, Фредди, – заметил он и немедленно принялся за список, начав с Сэнди Смита. Он записал туда Дейва, Найджела и двух других моих водителей, а также конюхов почти из всех конюшен Пиксхилла, включая новеньких из конюшни Мэриголд Инглиш, чьих имен он не знал. – Они спросили, какой паб лучший в деревне, – гордо сказал он, – и их направили ко мне.

– И правильно сделали, – согласился я. – Узнайте их имена, и мы составим этакий памятный список, и пусть он какое-то время повисит у вас на стене.

Хозяин еще больше воодушевился.

– Джоггер был бы доволен, – сказал он. – Просто счастлив бы был.

– Гм, – заметил я задумчиво, – а вам не запомнились какие-либо его последние слова?

– “Повторить!” – сказал хозяин, широко улыбаясь. – “Повторить!” Вот его самое излюбленное словцо. Он что-то болтал о каких-то присосках под вашими грузовиками, но перед уходом уже ничего, кроме “Повторить!”, и выговорить не мог. Но всегда вел себя по-джентельменски, никогда не задирался, если наберется, никогда пьяным не дрался, не то что этот Дейв.

– Дейв? – удивленно переспросил я. – Вы имеете в виду моего Дейва?