Лицо во мраке. Этюд в багровых тонах - Артур Конан Дойл, Эдгар Уоллес (2011)

Иногда бывает трудно провести четкую черту и сказать: «С этого момента человек начал заниматься тем, чему посвятил всю свою дальнейшую жизнь». Мартин Элтон стал преступником не в один день. На его становление повлияли многочисленные взаимосвязанные события и процессы, имевшие одну общую основу – присущее всем людям желание жить не работая.

В антракте между вторым и третьим актами пьесы, на которую его вытянула Дора, он вышел в фойе. Встречавшиеся знакомые приветствовали его кивками, и нашелся лишь один, кто попытался заговорить с ним. Поскольку Мартин Элтон был известен своей замкнутостью, и любой компании он неизменно предпочитал общество своих мыслей, особенно сегодня вечером.

– Эй, Элтон.

Он машинально улыбнулся и пошел бы дальше, но человек, приблизившийся к нему, был, видимо, настолько слеп, что не заметил его нежелания вступать с кем-либо в разговоры.

– Слышал, Стэнфорд укатил в Италию… Вот ведь не сидится человеку! А вы чем занимаетесь?

– Ничем, – недружелюбно ответил Мартин. – В Лондоне сплошная скука после того, как в «Альбемарль» ограбили номер Мелиллы Сноуден и взяли ее жемчуг.

Ловкач Смит негромко рассмеялся.

– Я тут ни при чем! – сказал он. – Да и все равно они были фальшивыми.

– Загляните как-нибудь на днях, мне нужно плиту на кухне починить – осклабился Мартин, у него было не самое лучшее настроение.

– Плиты – как раз моя специальность, – ничуть не смутился Ловкач. – Хотите хорошую сигару? Кстати, Шеннона видели?

Мартин тяжело вздохнул.

– Друг мой, я не видел Шеннона и не имею ни малейшего желания его видеть. И кроме того, я сейчас вообще не в настроении разговаривать.

– Жаль, – печально произнес Ловкач. – А мне как раз хочется с кем-то поболтать, а с самим собой я уже устал разговаривать. Надоел я себе хуже редьки.

– Еще немного, и я смогу сказать о вас то же самое, – Мартин не смог сдержать улыбку.

– Я это чувствую. Я ведь очень чутко ощущаю атмосферу. Не зря же говорят, что настроение витает в воздухе. Вот его-то я и улавливаю. А вот Лейси Маршалт не такой.

Последние слова были произнесены как бы вскользь, поскольку он принялся раскуривать одну из своих сомнительных сигар, осторожно, даже боязливо делая первые затяжки.

– Я почти незнаком с Маршалтом, – коротко ответил Мартин.

– Да я и не думал, что вы с ним неразлейвода. Но я его немного знаю. Он тоже вор. Только от тех вещей, которые ворует он, остаются большие дыры. А вы хороший человек, Элтон.

В ту ненастную ночь Мартин ехал домой, думая о Ловкаче. Пьеса не понравилась ни ему, ни Доре, и теперь обоих охватила тоска. Разговаривать не хотелось, и домой они приехали, не обменявшись и парой слов. Он проводил ее до гостиной, заранее готовясь к вспышке, которая, как он догадывался, в скором времени последует.

– Что с тобой, Кролик? Ты за весь вечер почти слова не сказал. Мне надоело, что ты вечно дуешься! Из-за этого я сама начинаю нервничать.

Он откусил кончик сигары, закурил и стал смотреть на догорающую в его пальцах спичку.

– Я не дуюсь. Просто думаю и все, – сказал он, бросил спичку в камин и сел на край широкого дивана. – Ты о своей сестре больше не слышала?

– Нет, – отрубила она. – И надеюсь, больше никогда не услышу нытья этой жалкой тюремной крысы!

Он вынул сигару изо рта и внимательно ее осмотрел.

– Не помню я, чтобы она ныла. А тюремной крысой мы сами ее сделали, – заметил он.

Она оторопело посмотрела на него.

– Да у вас никак проснулась совесть, господин рыцарь? – насмешливо сказала она. – Впрочем, ты всегда был падок на смазливые лица.

Он с отвращением махнул рукой. Бывали минуты, когда в нем просыпалось привитые еще в Уэчестерском колледже моральные принципы.

– Сейчас ее смазливость интересует меня намного меньше, чем ее беспомощность. Она не писала?