Голливудские триллеры. Детективная трилогия - Рэй Брэдбери (2002)

– Она умерла!

– Или трясунам. Или универсалистам Мэнли Палмера Холла[226]. Или…

– Господи! – заорал Фриц. – Уже полночь! Везде все закрыто.

– А на Голгофе не смотрел? – спросил я. – Это же его путь.

– Голгофа! – разбушевался Фриц. – Проверьте Голгофу! Гефсиманский сад! – молил Фриц звезды. – Господи, за что мне эта чаша отравленного манишевича?[227] Кто-нибудь! Раздобудьте два миллиона цикад для завтрашнего нашествия саранчи!

Всевозможные помощники забегали во все стороны. Я тоже бросился было бежать, но Констанция схватила меня за локоть.

Мой блуждающий взгляд остановился на фасаде собора Парижской Богоматери.

Констанция увидела, куда я смотрю.

– Не ходи туда, – шепнула она.

– Отличное место для Христа.

– Там одни фасады и ничего сзади. Споткнешься обо что-нибудь и упадешь, как те камни, что горбун кидал в толпу.

– Это же кино, Констанция!

– А это, думаешь, все настоящее?

Констанция вздрогнула. Мне так захотелось увидеть прежнюю Раттиган, ту, что все время смеялась.

– Я только что видела кого-то там, на колокольной башне.

– Может, это Иисус, – предположил я. – Пока остальные обшаривают Голгофу, почему бы мне не заглянуть туда?

– Я думала, ты боишься высоты.

Я посмотрел на тени, перебегающие по фасаду собора.

– Дурачок. Ну, давай же. Заставь этого Иисуса спуститься, – прошептала Констанция, – пока он не превратился в горгулью. Спаси Иисуса.

– Я спасу его!

Отбежав на сто футов, я обернулся. Констанция уже грела руки у костра римских легионеров.

40

В нерешительности я слонялся вокруг собора. Мне было страшно – войти внутрь, а потом еще забраться наверх! Вдруг, в ужасном волнении, я обернулся и втянул носом воздух. Затем вдохнул поглубже и выдохнул.

– Не может быть. Запах ладана! И свечного дыма! Кто-то там есть… Иисус?

Я прошел внутрь и остановился.

Где-то высоко на опорах шевельнулась огромная тень.

Прищурившись, я стал всматриваться сквозь холстину, натянутую на рейки, сквозь листы клееной фанеры и тени горгулий в вышине, пытаясь разглядеть, что могло шевелиться там, во мраке собора.

«Кто зажег благовония? – думал я. – Как давно ветер задул свечи?»

С высоты осыпалась струйка мелкой пыли.

«Иисус? – думал я. – Если ты упадешь, кто же спасет Спасителя?»

Молчание было ответом на мое молчание.

И все же…

Трусливейшему из всех трусов на свете пришлось взбираться вверх по лестнице, ступенька за ступенькой, сквозь тьму, боясь, что в любой момент грянут исполинские колокола и столкнут меня в свободное падение. Я зажмурился и полез дальше.

Добравшись до верха, я долго стоял, прижимая руки к бешено стучавшему сердцу, горько сожалея о том, что залез сюда, и страстно желая оказаться внизу, где светло и где пиво льется рекой, в толпе римлян, чтобы носиться по аллеям и улыбаться на бегу Раттиган, заезжей королеве.

«Если я сейчас умру, – подумал я, – никто из них даже не услышит».

– Иисус! – тихо позвал я в темноту.

Молчание.

Я обошел вокруг длинного листа фанеры. Там, под звездным небом, где когда-то, полжизни назад, сидел уродливый звонарь, свесив ноги над ажурным фасадом собора, виднелась чья-то неясная тень.

Человек-чудовище.

Он глядел на город, на миллионы огней, разбросанных на четыреста квадратных миль вокруг.

«Как ты сюда попал? – удивлялся я. – Как тебе удалось пройти мимо охраны у ворот, или… о нет! – ты перелез через стену! Ну конечно! Лестница, приставленная к ограде кладбища!»

Мне послышался стук плотницкого молотка. Я услышал, как волокут чье-то тело. Хлопнула крышка сундука. Вспыхнула спичка. Загудел мусоросжигатель.

Вдох замер в моей груди. Чудовище обернулось и посмотрело на меня.

Я покачнулся и едва не сорвался с карниза. Но схватился за одну из горгулий.

Вдруг Человек-чудовище вскочил.

Его рука схватила мою.