Голливудские триллеры. Детективная трилогия - Рэй Брэдбери (2002)

Те, кого послали обыскать Голгофу, искали не слишком старательно. Они пришли и ушли, а гора лежала, пустынная, под звездами. Над нею носился ветер, разметая впереди себя пыль, овевая подножия трех крестов, которые, казалось, выросли здесь задолго до того, как вокруг них построили киностудию.

Я подбежал к кресту. На вершине ничего не было видно, ночь была темной. Лишь мерцающие отблески света маячили вдалеке, там, где правил Ирод Антипа, где бесновался Фриц Вонг и где римляне в огромном пивном облаке маршировали от здания гримерной до Судной площади.

Я дотронулся до креста, покачнулся и невнятно позвал:

– Иисус!

Тишина.

Я снова попытался позвать, мой голос дрожал.

Небольшой комочек перекати-поля с шуршанием пронесся мимо.

– Иисус! – едва не завопил я.

Наконец откуда-то с небес раздался голос.

– На этой улице, на этом холме, на этом кресте нет никого с таким именем, – печально прошептал голос.

– Кто бы ты ни был, черт возьми, спускайся!

Я пошарил в темноте, стараясь отыскать лестницу и пугаясь окружающей меня тьмы.

– Как ты туда забрался?

– Тут есть лестница, я не прибит гвоздями. Просто держусь за колышки, а под ногами небольшая ступенечка. Здесь так покойно. Иногда я вишу здесь по девять часов, замаливаю грехи.

– Иисус! – позвал я. – Я не могу тут стоять. Мне страшно! Что ты делаешь?

– Вспоминаю все сеновалы и куриные перья, в которых валялся, – ответил голос Иисуса с небес. – Видишь, перья падают, как снежные хлопья? Когда я уйду отсюда, то буду исповедоваться каждый день! Мне надо снять с себя груз десяти тысяч женщин. Я буду описывать точные размеры: задница столько-то дюймов, грудь, как стонала, что у нее между ног, – пока священник не ухватит себя за вспотевшие подмышки! Раз уж я не могу обвить руками ножку в шелковом чулочке, то хоть вызову у церковника такое сердцебиение, что он начнет рвать на себе воротничок-стоечку. Во всяком случае, вот он я, на кресте, вдали от кривой дорожки. Гляжу на ночь, а ночь глядит на меня.

– На меня она тоже глядит, Иисус. Меня пугают темные дорожки и собор, я только что оттуда.

– Не суйся туда, – произнес Иисус, неожиданно придя в ярость.

– Почему? Ты ведь смотрел сегодня ночью на его башни? Ты что-нибудь видел?

– Просто не суйся туда, и все. Опасно.

«Знаю», – подумал я про себя.

И вдруг, оглянувшись вокруг, спросил:

– А что еще ты видишь, Иисус, вися там днем и ночью?

Христос окинул быстрым взглядом тьму.

– Ну что можно увидеть в пустой студии ночью? – тихо проговорил он.

– Мало ли чего!

– Да! – Христос повертел головой, глядя то на юг, то на север. – Мало ли!

– В ночь Хеллоуина, – бросил я наобум, – ты, случайно, не видел… – я указал кивком в сторону севера, на то место, в пятидесяти ярдах отсюда, – приставную лестницу на вершине вон той стены? И человека, пытающегося по ней забраться?

Христос внимательно посмотрел на стену.

– В ту ночь шел дождь. – Иисус обратил лицо к небу, вдыхая бурю. – Найдется ли такой дурак, который полезет туда в грозу?

– Ты.

– Нет, – сказал Иисус. – Я даже сейчас не здесь!

Он расставил руки в стороны, ухватился за перекладины креста, склонил голову и закрыл глаза.

– Иисус, – позвал я. – Они ждут тебя на седьмой площадке.

– Пусть себе ждут.

– Христос пришел вовремя, черт побери! Мир позвал Его. И Он пришел!

– Ты что, веришь во всю эту галиматью?

– Да!

И сам удивился, с какой горячностью я выкрикнул это «да», взлетевшее по его ногам к голове в терновом венце.

– Дурак.

– Нет, я не дурак!

Я попытался представить себе, что бы сказал Фриц, если бы был здесь, но здесь был только я, поэтому я сказал: