— Нигде. Никогда. Да ему и не надо было ничего никому доказывать, понимаешь? Он уже все сделал. Ну или почти все. По крайней мере, главное. И сейчас работает от случая к случаю. А случай должен быть особый. Иногда ставит раком музеи и всякие там галереи. А потом опять тихарится и молчит. По ушам не ездит. А потом возьмет и выстрелит новой идеей.

Похолодало, и потому мы немного прошлись. SO4 шагал, сунув руки в карманы, подергивая локтями и раскачиваясь, как принято у юных приверженцев хип-хопа, у городских бандитов, что уже лет двадцать как облюбовали себе окраинные районы столицы.

— Почему Даниэль подписывался «Холден»?

— Не знаю, — мотнул он головой. — Он никогда не говорил.

Я снова представила себе пропасть, разделявшую этого паренька и отпрыска Лоренсо Бискарруэса, но признала, что в их дружбе была своя логика: стрит-арт, помимо адреналина и острых ощущений, даруемых нарушением запретов, дает еще и возможность такой вот близости, немыслимой в иной среде. Похоже на какой-то подпольный городской Иностранный легион, где каждый солдат прячется под вымышленным именем, где никто никого не спрашивает о прошлой жизни. Когда много лет назад мы познакомились с Литой, она сформулировала это так прекрасно, что я никогда не забуду ее слова. Пока ты встряхиваешь баллончик и вдыхаешь запах свежей краски, оставленной кем-то на стене, которую сейчас расписываешь ты, чудится, будто чуешь след этого человека и ощущаешь себя частью некоего единства. И одиночество отступает. И ты уже не вполне ничто.

— А ты все еще подчиняешься Снайперу?

— Конечно. А кто бы не?.. Ну, вообще-то я стараюсь все же с ума не сходить… Пример Дани меня слегка образумил. Вправил мне мозги. Кое-что во мне переменил. Сейчас я больше гуляю сам по себе. В собственном стиле работаю.

— А как по-твоему, Снайпер еще в Испании? Мог, наверно, отвалить за границу?

— Мог. Потому что отец Дани, этот гадский мафиозо, поклялся с ним разобраться, а он слов на ветер не бросает. И потом, время от времени в других странах появляются его росписи. В Португалии, в Италии… Ну да ты сама знаешь. Видели его граффити еще в Мехико, в Нью-Йорке. Хорошие вещи, годные. Отборные.

— А как он собирает вас?

— Да как обычно. Узнаем об этом через Интернет, по большей части. Разносится весть. Этого достаточно. И мы уж тут как тут.

— А ты знаешь, что после Даниэля были еще погибшие?

На птичьем личике снова мелькнула тень беспокойства.

— Народ много чего болтает, — уклончиво ответил Кевин. — Кто там разберет, правда или брехня. Но я слышал, один тут недавно в Лондоне убился насмерть. Делал что-то очень заковыристое.

— Так и есть, — подтвердила я. — Свалился с моста через Темзу. А подбил его, конечно, Снайпер.

— Может, так, а может, и не так.

На площадке становилось все холоднее, и мы переместились в бар. Засыпанный пивными крышками пол под грязной стеклянной витриной, календари с футболистами по стенам, зеркало. Когда, заказывая два пива, я облокотилась на стойку и распахнула жакет, мой спутник с бесстрастным интересом оглядел мою грудь. Потом перевел взгляд выше и сказал невозмутимо:

— У тебя глаза цвета сланца.