Это случилось в Виши - Артур Миллер (1964)

ЛЕДЮК. Однако, когда немцы на нас напали, коммунисты отказались помогать Франции. Они объявили войну империалистической. Когда же фашисты напали на Россию, тут же оказалось, что идет священная война против тирании. В чем же можно быть уверенным, если все меняется с такой быстротой?

БАЙЯР. Эх, друг, без Красной Армии, которая теперь с ними сражается, прощай наша Франция на тысячу лет.

ЛЕДЮК. Согласен. Но причем тут понимание политических и экономических сил, если надо только верить в Красную Армию?

БАЙЯР. Надо верить в будущее, а будущее — это социализм. Вот с этой верой я и пойду туда. (Остальным.) Имейте в виду: я знаю этих прохвостов. Обопритесь покрепче на идеологию, не то они вам переломят хребет.

ЛЕДЮК. Понимаю. Главное — не чувствовать себя одиноким, вы это хотите сказать?

БАЙЯР. Люди не бывают одиноки. Все мы — участники исторического процесса. Может, кое-кто этого и не знает, но пусть узнает, если хочет выжить.

ЛЕДЮК. Значит, все мы — только проявление каких-то общественных сил?

БАЙЯР (не зная, надо ли спорить). Да. Почему же нет?

ЛЕДЮК. И вы считаете, что это вам помогает? Поверьте, меня это очень интересует.

БАЙЯР. Мне это помогает потому, что это правда. Кто я для них лично? Разве они меня знают? Попробуйте подойти ко всему этому с личной меркой, и вы превратитесь в идиота. Со своей вышки вам тут ни в чем не разобраться.

ЛЕДЮК. Согласен. (Доверительно.) Но вот в чем трудность: как можно преодолеть свое «я»? Например, когда думаешь о пытках...

БАЙЯР (пытаясь следовать своим убеждениям). Я не скрываю, эта мысль и меня пугает. Но они не могут замучить будущее, это не в их власти. Человек создан не для того, чтобы быть рабом капитала. Что бы они ни делали, в душе я над ними смеюсь. Потому что победить они не могут. Это невозможно. (Теперь он подивил растущий в нем страх.)

ЛЕДЮК. Так что в известном смысле... вас здесь как будто и нет? Лично вас.

БАЙЯР. В известном смысле. Ну, а что в этом плохого?

ЛЕДЮК. Ничего, может быть, это наилучший способ, чтобы себя сохранить. Правда, обычно стараешься не допустить разлада с собой, быть и духом там, где твое тело. Кое-кому трудно выключить мотор, чтобы машина шла на холостом ходу. Но для вас, видно, это не проблема.

БАЙЯР (сочувственно). Вы думаете, человек можег быть собой в этом обществе? Где миллионы голодают, а немногие живут, как короли, где биржа поработила целые народы — как можно быть самим собой в таком мире? Я гну спину по десять часов в день за несколько франков, и я вижу людей, которые никогда палец о палец не ударили, а владеют всем миром... Разве мой дух может быть там, где мое тело? Нет, человек так не может. Он не мартышка.

ФОН БЕРГ. Тогда где же ваш дух?

БАЙЯР. В будущем. В завтрашнем дне, когда рабочий класс будет хозяином земного шара. Вот что меня держит... (Монсо.) А не чужая личность, взятая напрокат.

ФОН БЕРГ (широко раскрыв глаза, непосредгпкн но). А вы не думаете... простите меня... разве большинство фашистов не из рабочих?

БАЙЯР. Ну, конечно, пропаганда кого хочешь собьет с толку.

ФОН БЕРГ. Понимаю.

Короткая пауза.

Но в таком случае, разве можно на них полагаться?

БАЙЯР. А на кого же полагаться? На аристократов?

ФОН БЕРГ. Не слишком. Но на отдельных аристократов положиться можно. И на отдельных людей из народа.

БАЙЯР. Вы хотите мне сказать, что историю делают «отдельные люди»? Но разве нас арестовали как «отдельных людей»? Разве кто-нибудь из нас существует для них как личность? Историю определяет классовая борьба, а не личность.

ФОН БЕРГ. Да. Кажется, в этом-то и беда.

БАЙЯР. Какая же тут беда? Это факт. А человек радуется, осознавая факты.

ФОН БЕРГ (с глубокой душевной тревогой и желанием понять). Но ведь факты... Друг мой, а что, если факты ужасны? И всегда будут ужасны?

БАЙЯР. Как и деторождение, как и...