Невезуха - Хмелевская Иоанна (2003)

Шантаж. Доминик его шантажировал, заставляя вкалывать на себя. И на него у Доминика было что-то серьезное, из-за ерунды всю жизнь вкалывать на чужого дядю не станешь. Значит, негр убил, нашел свое и исчез. Видимо, он обладает большими актерскими способностями, если ему удавалось скрыть от Доминика свои подлинные чувства и до самого последнего момента изображать его почитателя...

Я затихла. Если поначалу воспоминания о Доминике добавили мне адреналина, то теперь все это слегка поднадоело. И в первую очередь сам Доминик.

Майор с поручиком с минуту сидели в полной неподвижности, я даже слегка забеспокоилась, не подумывают ли они достать наручники.

Утешала лишь мысль о том, что в камере я наконец-то избавлюсь от родственничков.

— Господа, очень вас прошу, не сейчас, — сказала я довольно нервно, — никуда сбегать я не собираюсь, но от семейного наследства зависит материальное будущее моих детей. Невинных детей, Богом клянусь. Как только родственники уедут в полном убеждении, что я личность законопослушная и добропорядочная, можете сажать меня сколько хотите, но, ради всего святого, не сейчас!

Майор ожил:

— Да что вы! Никто вас не собирается никуда сажать, напротив, вы нам очень помогли.

Не исключено, что при случае мы зададим вам ещё парочку вопросов. А пока хотели бы вас сердечно поблагодарить...

К собственному удивлению, я оказалась совершенно свободной, исполнительные власти уехали, я поставила машину в гараж и вернулась домой, совершенно позабыв о том, что меня может там ждать.

* * *

— А я ей верю, — решительно сказал Гурский, сворачивая на Вилановскую аллею.

— Я тоже, — согласился Бежан. — На этот раз она говорила правду и ничего не скрывала. Похоже, что женщины и впрямь дуры.

— Смотря как посмотреть. Когда какой-нибудь тип заморочит бабе голову, она действительно последний разум теряет. Но бывает, что и баба так заморочит голову мужику...

— И тогда он тоже теряет остатки разума.

Ладно, о чувствах мы поговорим как-нибудь в другой раз. А сейчас стоило бы найти этого, как там его, Мариуша Волокушного...

— Волоченого...

— Один черт. В общем, которого волочили.

Головой ручаюсь, что Михалина Колек прекрасно его знала. Постой, постой! А ведь и у неё фигурировал какой-то Мариушек...

Роберт спешно покопался в памяти.

— О господи, точно! Только волок ни при чем, как же его... Холера, не могу вспомнить, от этого волочения у меня в голове все перемешалось. Но что Мариуш, это точно! Вот черт, не расспросили мы её как следует обо всех фамилиях...

— Что-то я сомневаюсь, что она всех этих людей знала. Она и вспомнила-то всего три имени. Но мы их все равно найдем.

— Едем в управление?

Бежан постучал себе по лбу:

— Сейчас? У тебя совсем крыша поехала?

Хотелось и поспать, завтра.., уже сегодня тоже день будет. Причем, возможно, трудный. Не успеем оглянуться, как у нас отберут всю эту макулатуру, старик мне уже намекал. Нужно ещё фотографии просмотреть, у меня из головы не выходит описание того мужика из ресторана...

* * *

В доме царила тишина. В прихожей я прислушалась, осторожно открыла дверь холла, из которого можно было попасть во все остальные помещения. И тут, разрази его гром, пронзительно раззвонился старинный серебряный колокольчик для прислуги, которым я обычно пользовалась, чтобы позвать детей обедать.

Меня чуть удар не хватил — откуда, ко всем чертям, взялся здесь этот колокольчик и почему он звонит сам по себе? Он же лежал в ящике буфета, что ему — надоело там, что ли? И тут я увидела дядю Филиппа, пробуждающегося ото сна в глубоком кресле посреди холла. Серебряная побрякушка была привязана у него к руке и звенела как сумасшедшая.

Я бросилась к дяде и зажала в кулаке это громкоголосое паскудство, но было уже поздно.