Последние дни Помпеи - Эдвард Бульвер-Литтон (1834)

Когда пение замолкло, группа из трех дев, переплетенных гирляндой цветов и красотой своей способных пристыдить граций, которым они подражали, стали приближаться к нему плавными движениями ионийской ласки, подобные нереидам, озаренным лунным светом на желтых песках Эгейского берега, или тем девам, которых Цитерия обучала пляске к свадьбе своего сына с Психеей.

Приблизившись, они увенчали его чело гирляндой цветов. Одна из них, младшая, опустившись перед ним на колено, подала ему кубок, в котором сверкало и пенилось лесбосское вино. Юноша не сопротивлялся более, он схватил опьяняющий кубок, кровь закипела в его жилах. Он припал головой к груди нимфы, сидевшей возле него, и, обратив помутившийся взор на Арбака, о котором в первую минуту забыл в вихре удовольствия, он увидал его сидящим под балдахином, на другом конце стола, улыбкой поощряя юношу. Апекидес заметил, что он уже не таков, каким он видел его до сих пор, в темных, траурных одеждах, с суровым, торжественным выражением лица: теперь его величавая фигура была облечена в ослепительную белую одежду, сверкавшую золотом и драгоценными каменьями. Белые розы, перемешанные с изумрудами и яхонтами, образуя род тиары, увенчивали его кудри, черные, как вороново крыло. Казалось, он, как Улисс, приобрел вторую молодость: черты его утратили свою задумчивость и сияли красотой. Среди окружающих его прелестей он царил во всем блеске и благоволении олимпийского бога.

– Пей, веселись, наслаждайся, ученик мой! – сказал он. – Не стыдись своей молодости и страстности. Каков ты есть в настоящую минуту – говорит тебе жар твоей крови. А каким ты будешь – скажет тебе вот это: смотри!

С этими словами он указал рукой на нишу, и Апекидес, повернувшись в ту сторону, увидал на пьедестале, между статуями Бахуса и Идалии, скелет.

– Не пугайся, – продолжал египтянин, – этот дружелюбный гость напоминает нам лишь о краткости нашей жизни. Из его обнаженных челюстей я слышу голос, повелевающий нам наслаждаться!

Пока он говорил, группа нимф окружила скелет, они сложили венки на его пьедестал и, наполнив кубки искристым вином, совершили возлияние на этот старинный жертвенник. В это время другая группа пела вакхический гимн, посвященный смерти.

Часть вторая

I. Подозрительный притон в Помпее и борцы классической арены

Перенесемся теперь в ту часть Помпеи, где живут не богачи и прожигатели жизни, а их клевреты и жертвы, в логовище гладиаторов и бойцов, преступников и бедняков, бродяг и развратников, – словом, в трущобы древнего города.

То была просторная комната, выходившая прямо на узкий многолюдный переулок. На пороге собралась кучка людей. По их железным мускулам, коротким геркулесовским шеям, по наглым, беспечным лицам сразу можно угадать в них борцов арены. На полках, снаружи лавки, стояли рядами кувшины с вином и элем, а над ними, направо, красовалось на стене грубо намалеванное изображение пирующих гладиаторов – видно, уже и в древности существовал почтенный обычай вывесок! Внутри комнаты было расставлено несколько отдельных столиков, как и в современных кофейнях, а за ними сидело несколько групп, – одни пили, другие играли в кости, или в еще более замысловатую игру, называемую «duodecim scripta». Иные ученые ошибочно принимали ее за шахматы, в сущности же это была игра, напоминающая триктрак, в которую обыкновенно играли костями.