КГБ в смокинге 2 Женщина из отеля (Мэриотт) Книга 2 - Мальцева Валентина (1996)

— Я надеюсь, что ты не забудешь этот адрес, Дов.

— Если только ты доживешь по нему до моей отставки, — пробормотал израильтянин, вытаскивая изо рта Мишина сигарету и с омерзением вышвыривая ее за окно. — Раньше нам просто не о чем будет разговаривать.

— На чем полетим? Надеюсь, не «Аэрофлотом»?

— Стоит тут неподалеку один хитрый транспортный самолет, который доставляет сытым европейцам бананы из Доминиканской республики… Не первый класс, конечно, зато надежно.

— А что в бананах, коллега? — улыбнулся Мишин. — Пластиковая взрывчатка?

— Как и все русские, ты очень подозрителен, друг. Представь себе лучше, как много ты теряешь, возвращаясь не в теплый Израиль, а под хронические датские дожди, — поморщился Дов. — Копенгаген, Виктор, — это столица европейского ревматизма.

— Ненавижу солнце! — пробурчал Мишин.

— Да, кстати, Гордон просил передать тебе вот это… — порывшись во внутреннем кармане пиджака, Дов вытащил синюю с мраморными прожилками авторучку. — Держи, это настоящий довоенный «Паркер», с золотым пером. Такие сейчас уже не выпускают…

— И в чем смысл этого символического жеста? — криво усмехнулся Мишин, приняв авторучку и поднеся ее к глазам. — Контактный яд вместо чернил? Стереомагнитофон в колпачке? Детонатор на кончике золотого пера?..

— У тебя нарушено кровообращение и потому плохо соображает голова. У Гордона больше трехсот пятидесяти авторучек, Виктор, — с серьезным выражением пояснил Дов. — Причем, как и все коллекционеры в мире, он — совершенно уникальный жлоб и буквально дрожит над каждой. Насколько мне известно, только два или три раза в жизни Гордон дарил ручки из своей драгоценной коллекции. А на словах он велел передать следующее: «Пусть помнит, что полученные от американцев полмиллиона долларов не стоят и ломаного гроша, если нечем заполнить чек…»

— Господи, до чего же я люблю евреев! — вздохнул Мишин…

14. АМСТЕРДАМ. ЗДАНИЕ «СТЕРНЕР ИНШУРЕНЗ БЭНК»

Апрель 1978 года

Все шло по сценарию, нюансы которого на протяжении двух недель вдалбливала мне в голову Паулина. Тогда, в Майами, мне все это казалось игрой, мистификацией, подтасовкой. Непосвященному человеку (естественно, если происходит это не на страницах литературного произведения и не на киноэкране, а в твоей собственной жизни) очень трудно, практически невозможно поверить, что можно с такой дьявольской точностью, на огромном расстоянии, управлять людьми, их перемещениями, поступками, мыслями, что можно так точно предугадывать тончайшие нюансы в поведении совершенно незнакомых людей с чуждыми тебе психологией, вкусом, привычками… И всякий раз, когда мне казалось, что так не бывает, это происходило с мистической, противоестественной точностью цыганских предсказаний.

Автономное плавание, в которое меня наспех выпустила странная женщина-психолог из овеянного недобрыми легендами ЦРУ, на самом деле было автономным только по форме. С таким же успехом обо мне можно было сказать, что, сев в ночной поезд Москва — Кострома, я САМА добралась до этого славного городишки. Ибо только перепутав составы или, как любила повторять моя бабушка Софья Абрамовна, назло кондуктору поехав в обратном направлении, я могла очутиться в другом месте. При всех прочих вариантах я была обречена попасть именно в тот город, который значился на эмалированной табличке. Практически то же самое происходило со мной и в те памятные дни.