КГБ в смокинге 2 Женщина из отеля (Мэриотт) Книга 2 - Мальцева Валентина (1996)

…Почти не снижая скорости, машина нырнула в многоярусный гараж, расположенный под гигантским зданием аэропортовского терминала, и, резко скрипнув тормозами, замерла в ряду уже запаркованных автомобилей всех марок и цветов. Жлобы почти синхронно повыскакивали из машины и стали терпеливо дожидаться, пока я не повторю этот нехитрый маневр.

Их дальнейшие действия неожиданно напомнили моего незабвенного папочку, подарившего мне жизнь, чисто русскую фамилию и череду незабываемых воспоминаний, которые всплывали в памяти неожиданно, резко, как бы отбрасывая меня далеко назад, в то время, когда я была совсем другим человеком — маленькой девочкой из коммунальной квартиры, окна которой выходили на замызганную привокзальную площадь с торговками в пуховых платках, ларьками и вечно пьяными мужчинами в кепках-восьмиклинках и высоких резиновых сапогах. Надо сказать, что, помимо идеалов коммунистической партии и практически безответной любви к моей матери, у папочки Василия Сергеевича была еще одна пламенная страсть — футбол. А потому его не блиставшая особыми изысками лексика пестрела диковинными фразами и выражениями, смысл которых я, по причине малолетства и слабой спортивно-прикладной образованности, понять не могла, хотя в силу врожденного любопытства и настырности очень стремилась. Следует также отметить, что отношения между моими родителями, как любил по любому поводу повторять наш университетский преподаватель научного коммунизма, «исторически не сложились». Проще говоря, папа с мамой не ладили еще до моего появления на свет и неосмотрительно решились на продолжение рода в обоюдной (хотя, как выяснилось позднее, совершенно некорректной) надежде на стабилизацию внутрисемейной напряженки. Как и следовало ожидать, с моим появлением на свет ситуация накалилась до предела, после чего папа и мама, используя ставшую классической в тесном кругу знакомых формулировку моей любимой подруги, «разбежались в обоюдном восторге». В детской памяти остались несколько папиных фразочек, одна из которых была просто потрясающей. Ругаясь с мамой и неизменно поддерживающей ее бабушкой, он, используя, видимо, последний аргумент самозащиты, вопил, как на динамовском стадионе: «Да не берите вы меня в коробочку, кошелки драные!!» Когда я просила бабушку Софью Абрамовну объяснить мне популярно суть диковинной папочкиной аллегории, эта степенная дама, носившая в молодости на своей роскошной груди золотой лорнет и проигрывавшая в «девятку» все финансовые поступления от вечно сгорбленного дедушки-скорняка, неизменно отвечала другой загадочной фразой: «Гей индрерд!» И если бабушкину идиому я самостоятельно расшифровала в возрасте двенадцати лет, когда, в силу любопытства, выучила идиш, то смысл папиной «коробочки» дошел до меня уже в университетские годы. Один из моих сокурсников по МГУ, фанатичный поклонник московского «Спартака», как-то в сердцах, после наглухо заваленного экзамена по старославянскому языку, бросил двум своим приятелям в коридоре: «Все, кранты! Эти суки с ромбиками взяли меня в коробочку!» Тогда я в него вцепилась насмерть, как пиранья, и выяснила, что, оказывается, это самый заурядный футбольный термин с еще более заурядной начинкой — сразу двое игроков сдавливают одного с двух сторон и, образно говоря, не дают ему дышать ни спереди, ни сзади. И в ту же секунду волшебная фраза, которая вызывала во мне все эти годы черт-те знает какие ассоциации, мгновенно утратила былую таинственность и очарование.

Так вот, стоило только мне выйти из машины, как оба динамовских жлоба натурально взяли меня в коробочку. Да так плотно, что я была просто вынуждена отпихнуть от себя на несколько сантиметров каменную грудь замыкающего.

— Ты чего? — впервые подал голос жлоб, нажимая кнопку вызова лифта.

— В такую жару нет никакого смысла сливаться в экстазе, молодой человек…

Объяснение получилось маловразумительным, поскольку соломенные брови жлоба в изумлении поползли вверх:

— Чиво?!