Дело Габриэля Тироша - Ицхак Шалев (2007)

Вооруженный знанием языков и открытый сердцем любому чуду и любому чужеземцу, выходил Аарон на улицы Иерусалима, влюбляясь в разные этнические группы, в их расцвеченный традициями образ жизни. Глаза его, жадные до новых впечатлений, как говорится, поставлены были на неутомимые ноги, которые не уставали добираться до конца любой улицы или переулка, пока не вышел он за пределы города и двинулся по проселочным дорогам, ведущим к арабским деревням, где мог отлично использовать свое знание арабского языка. Так получилось, что Аарон знал Иерусалим во всех его обликах более любого юноши, с которым я был знаком. Посещал он церкви и монастыри, вел разговоры с русским монахом и пастухом стада, жаждал новых мест, так, что ноги доводили его до Оалей-Кидар в Иудейской пустыне. В Дане, красная крыша дома которого возвышалась недалеко от сосен, за которыми краснела крыша дома Аарона, он нашел сердечного друга. Участвовал во всех его юношеских делах, во всем том, что порождает истинную дружбу. И тут нашлась в их квартале девушка, которая настаивала на равноправии. Юноши поначалу сопротивлялись, но со временем к ней привыкли, а после вступления в молодежное движение следопытов увидели в ней полноправную подругу. Прошло немного времени, и они начали видеть в ней клад, который надо охранять и не выпускать из-под покровительства.

Если натереть кожуру каштана медным порошком, получится цвет волос Айи.

Достаточно был одного ореола смутного необычного цвета, чтобы привлечь внимание окружающих. Но было в ней много, пленительного для зрения и сердца. Даже если добавить карий цвет ее глаз, подобных глазам лани, это недостаточно будет, чтобы объяснить вечно толпящихся вокруг нее парней и девичьего завистливого перешептывания, тянущегося за нею шлейфом. Истинная ее притягательность была скрыта в женском обаянии, секрет которого я мог лишь сейчас определить. Это была некое, я бы сказал, тонкое повиновение, добровольная сдача в плен мужской дисциплине, которая вставала перед ней в полную свою силу. Лишь теперь я понял, что умение женщины сдаться мужчине без того, чтобы унизить свою честь, это одно из самых очаровательных ее качеств. Этим невидимым и неощутимым повиновением удостаивает она лишь настоящих мужчин, а их-то раз-два, и обчелся. Сдающаяся в плен прекрасно ощущает своими чувствительно подрагивающими ноздрями качества приближающегося к ней мужчины. И свою полную покорность отдаст, как приз, тому, кто в силах ей приказывать, а не как приманку любому проворному ловкачу.

Глава седьмая

1

Дер лерер из ништ ду – «Учителя нет» – сказал на идиш столкнувшийся с нами на пути к Габриэлю господин Розенблит. Договорено было с Габриэлем, что в его отсутствие мы должны ждать в его квартире. Старичок сидел на скамейке в наступающих сумерках, и Аарон что-то ему ответил на идиш. Звуки языка идиш из уст Аарона прозвучали в наших ушах столь странно, что все мы улыбнулись.

«Глядите, как амиго мио говорит на идиш», – сказала Айя. Так она называла Аарона, по-испански – «мой друг».

Яир, который вначале пошучивал, вдруг посерьезнел:

«До чего мы дошли, что молодежь сефардского происхождения начинает говорить на идиш?»

«Что ты нашел плохого в языке идиш?» – спросил Аарон, вспомнив деда-ашкеназа. Трудно было заставить согласиться Аарона с любым мнением, оскорбляющим его близких.

«Я знаю?! Я знаю? – начал кипятиться Яир. – Еще немного, и я от тебя услышу о миллионах евреев, говорящих на этом языке, и о великой литературе, которая на нем создана. Все это известно и мне. И вопреки всему этому, идиш для меня – символ галута, точно так же, как долгополые пиджаки и черные чулки детишек района Бейт-Исраэль».