Дело Габриэля Тироша - Ицхак Шалев (2007)

Айя избрала меня собеседником из-за особой моей способности выслушивать и понимать то, что наболело в ее душе. Она была уверена с какой-то обезоруживающей наивностью, что отношение мое к ней отличается чистотой и уравновешенностью, лишенной всяких личных эмоций. Она откровенно делилась со мной всем, что тревожило и отягчало ее душу. Мы обменивались впечатлениями от прочитанных стихов и книг (политика и наука ее не интересовали), обсуждали одноклассников и учителей. А однажды, когда она рассказала мне странный сон, не скрыв от меня деталей, которые выставляли ее в явно невыгодном свете, я вдруг почувствовал невероятную душевную близость к ней, пробудившую во мне даже какую-то гордость и, не сдержавшись, спросил ее:

«Ты это рассказала Дану и Аарону?»

«Дану и Аарону? – она невероятно удивилась.

«Да. Ты что, им не рассказываешь такие вещи?»

«О, нет…Как это вообще пришло тебе в голову? Дан и Аарон не подходят для этого. Их интересует совсем другое».

«Что?»

«Ну, там, наблюдения, слежка, англичане, арабы, и все прочее».

«И вы никогда не говорили, к примеру, о стихах, книгах, дружбе и любви?»

«Почти что нет, – ответила она, чувствуя явно какую-то неловкость, – ты должен понять, Дан и Аарон – другие. Они родились быть солдатами, и кроме этого их ничего не интересует».

«Ты хочешь сказать, – произнес я даже с какой-то обидой, – что Дан и Аарон – настоящие мужчины. А такие мужчины не склонны к пустым разговорам, подобным нашим?»

«Совсем нет!» – возразила она мне с горечью. – Для меня это вовсе не определяет настоящего мужчину. Вот, к примеру, господин Тирош».

«Господин Тирош?»

По лицу ее было видно, что она жалеет, что приплела к разговору его имя, но отступать уже не было возможности, и она должна была объяснить эту оговорку.

«Да. Габриэль родился держать в руках оружие, но в то же время он способен понимать искусство и духовные потребности».

«Откуда тебе это известно?» – спросил я, вовсе не удивляясь тому, с какой свободой она определила качества человека, который в той же мере принадлежал и мне.

«Я разглядывала книги на его письменном столе. Там, около портрета».

«Какого портрета?»

Лицо ее стало гневным. Я не мог оторвать глаз от ее лица, настолько оно было прекрасно в гневе.

«Память твоя, вероятно, приспособлена только к учебе», – сказала она с открытой насмешкой.

«Погоди, ты имеешь в виду тот портрет красивой девушки на столе Габриэля?»

«Да, именно это я имею в виду. Пришло время, чтобы ты понял, что я имею в виду в связи с этим «портретом».

Странно мне сейчас, после стольких лет, как я не обратил тогда внимания на интерес Айи к этому портрету еще при первом нашем посещении квартиры Габриэля. Не думал, что этот портрет в будущем будет ставить нас в неловкие ситуации, пока Айя не попросила меня узнать у Габриэля, кто эта девушка на портрете, что казалось мне грубым вторжением в личную жизнь нашего учителя. Но, конечно же, я выполнил и эту ее просьбу, как выполнял все другие. Это было позже, о чем я расскажу в свой срок.

3

Так как мы все время стоим под знаком изменений, следует рассказать о таком изменении в жизни нашей компании, вернее, в жизни одного из нас.