Срочно нужен гробовщик (Сборник) - Аллингем (Аллингхэм), Марджери (Марджори), Сэйерс Дороти Ли, Тэй Джозефина. (1992)

Праздные лондонцы, спешащие во всех направлениях, не замечали старого детектива, но кое-кто, завидев его неторопливое шествие, говорил себе: мудрому карасю от зубастой щуки лучше держаться подальше, и благоразумно обходил его стороной.

Альберт Кампьен тоже поймал несколько любопытных взглядов; и его знали, правда в более узком кругу — поле его деятельности было не столь широко и более специально. Лет ему было далеко за сорок; худощавый, высокий, он одевался с той элегантной простотой, благодаря которой человеку так легко смешаться с толпой. Лицо под непомерно большими очками в роговой оправе, хотя и обладало всеми признаками зрелости, было, как и в молодые годы, до странности невыразительно. Он имел драгоценное свойство скользить по улице неуловимой тенью, и, как не без зависти заметил один высокий полицейский чин, с первой встречи его никто не боялся.

Он принял беспрецедентное предложение шефа пообедать вместе весьма сдержанно, а когда шеф столь же неожиданно предложил прогуляться по парку, почувствовал, как в нем крепнет решимость не поддаваться никаким соблазнам.

Оутс, который обычно ходил быстро, а говорил мало, шагал на этот раз не спеша, лениво поглядывая по сторонам. Вдруг в его холодных глазах зажглись искорки. Кампьен проследил их взгляд — он падал на циферблат часов над дверью ювелира через два дома дальше по улице. Было ровно пять минут четвертого. Оутс довольно фыркнул.

— Хочу полюбоваться цветами, — сказал он и двинулся через дорогу; он знал, куда шел — в тени гигантского бука заманчиво приютились несколько зеленых деревянных кресел.

Оутс подошел к одному и сел, запахнув полы плаща, обвившего ноги, как подол юбки.

В этот час единственным живым существом в парке была женщина, которая сидела на одной из скамеек, расставленных вдоль гравиевой дорожки. Солнечные лучи лились на ее согнутую спину и сложенный вчетверо газетный лист, целиком поглотивший ее внимание.

Она сидела так близко, что Кампьен хорошо ее разглядел. Маленькая, кругленькая женщина, укутанная в несколько юбок, сидела закинув нога на ногу, и на собранные в гармошку чулки фестонами ниспадали разноцветные подолы. Издали казалось, что одна туфля у нее неизвестно зачем набита травой. Зеленые стебельки торчали из всех отверстий, особенно из дыры на большом пальце. И хотя на солнце было тепло, плечи ее грело нечто, бывшее, по-видимому, когда-то меховой накидкой; лицо было скрыто от Кампьена, хорошо виднелись только спутанные пряди, выбивавшиеся из-под пожелтевшей дорожной вуали старинного фасона с застежкой-пуговицей на макушке. Вуаль держала на голове неровно оторванный кусок картона, — все вместе изображало, надо полагать, головной убор, производивший смешное и жалкое впечатление, какое производят иногда девочки в маскарадных костюмах.

Внезапно, как бывает в яркий солнечный день, на дорожке возникла вторая женщина, и Кампьену, чей мозг в эту минуту не был занят ничем серьезным, лениво подумалось: отрадно, что Природа штампует раз созданную красоту — по аллее в их сторону шествовала ни дать ни взять кинозвезда Хелен Хопкинс. Незнакомка была восхитительна: крошечные ножки, пышный бюст, высокая шляпа, низ — корзина с цветами, верх — перевернутый бокал, и при всем том каждый изгиб ее пленительного тела дышал невинностью скромной пастушки. Красавица замедлила шаг, и Кампьен почувствовал, как сидящий рядом шеф напрягся. Его плащ, скроенный хитроумным портным так, чтобы желеобразный живот имел благородные очертания, обвис в том месте, где этому животу полагалось быть. Белая шляпка быстро взглянула налево, направо. Изящные ножки засеменили к скамейке, на которой горбилась неописуемая фигурка, уткнувшаяся в газету. Миниатюрная перчатка легко порхнула в воздухе, и вот уже «Хелен Хопкинс» опять плывет по дорожке с тем же видом скромной, но уже не столь безупречной невинности.