Путь Чёрной молнии - Теущаков Александр Александрович

До слуха Дрона дошла одна новость, что в зоне сидит старый пройдоха, который в далекие сороковые годы отбывал срок на Колыме и вроде по рассказам и по понятиям не был простым мужичком. Хотя Макар — так звали бывшего сидельца ГУЛАГа, скрытничал о своем прошлом, не распространялся и не встревал в разговоры со своими советами. Советский суд, исходя из общего законодательства, счел возможным дать ему семь лет общего режима, а прошлые судимости за давностью лет уже не имели свою силу, вот и попал этот старый кадр в данную колонию. Но Макар, не смотря на свой пройденный и тяжелый путь, никогда не унывал и считался среди мужиков балагуром и весельчаком.

По рассказам сидельцев в изоляторе, Дрон заметил одну особенность, что в некоторых семьях во втором отряде пили чифир, делая по два глотка, как это делали в давние времена, а по теперешним порядкам делают три глотка и передают по очереди. Может быть, Макар привил кое-кому давние традиции? По крайней мере, на Сибирских командировках принято делать три глотка, может это, и было не столь важно, но Дрон зэк был матерый, разборчивый и умный. Он, конечно, прощупает почву и узнает, что это за мужичок, сдавалось Дронову, что был Макар прошляком (бывший вор).

Сидя в одиночке, Алексей шел впереди на шаг любого зэка в этой зоне, все просчитывал и обдумывал. Что творилось в отрядах и даже среди администрации становилось его достоянием. В зону он и сам не торопился выходить, знал, что она просто наводнена активистами и тихушниками с оперчасти и каждый его шаг будет отзываться эхом в кумовском кабинете.

Когда он пришел в зону, его сразу без разговоров препроводили в ШИЗО. Пришел начальник оперчасти майор и первое, что он предложил Дронову — идти с бригадой вновь прибывших осужденных копать ямки на месте строительства здания нового ШИЗО. Вор наотрез отказался и получил за отказ от работы пятнадцать суток. Странно, почему-то всем отказникам полагалось по десять суток ШИЗО, а здесь сразу пятнадцать. Отсиженный срок прошел, и вновь предложение копать ямки — снова отказ, еще пятнадцать суток и так три раза.

Вор вступил в полемику с начальником, ведь по его утверждению копание ямок — это общественные работы, а не основное производство. Ефремов гнул свою линию и доказывал, что Дронов обязан отработать два часа на общественных работах. Но вору претило само определение — общественность.

Дрон уже досиживает сороковые сутки. Опер Ефрем, конечно обрисовал, что ждет его дальше: перевод в помещение камерного типа, карцер за нарушение режима содержания и так далее, затем суд и тюремный режим.

Все бы произошло именно так, как обещал ему начальник оперчасти, если бы неделей назад в открывшуюся кормушку не влетел запечатанный пакет, содержимое которого было зашифровано, и прочитать его мог только вор.

Вскрывая пакет, Дронов пробежался взглядом по надписи на внутренней стороне: «После прочтения уничтожить». Если кому-то из посторонних попадет в руки эта информация, то на первый взгляд покажется несуразицей и сущей белибердой.

Дронов, ознакомившись с закодированным посланием, был сильно удивлен. Потирая руки от радости, он два часа ходил по камере туда-сюда, обдумывая свежую информацию. Затем развел небольшой костерок на параше из листков ценного пакета. Приоткрыв маленькую форточку окна, стал выгонять дым из камеры. По коридору послышались шаги надзирателя, и предостерегающий оклик:

— Третья камера, почему от вас дымом несет, что в карцер захотелось?

— Командир, да спички закончились, пришлось на лампочку вату ложить (когда нет спичек, так и поступают), прикурить не чем, — оправдывался вор.

Сержант открыл кормушку и, отмахиваясь от дыма произнес:

— Дронов, ты мне дуру-то не гони, прекращай там чифироварение, а то действительно накажу.

— Ладно старшой не злись, — и тихо добавил, — вызови начальника Режимно-Оперативной части майора Кузнецова.

Сержант пообещал исполнить его просьбу.