Путь Чёрной молнии - Теущаков Александр Александрович

— Конечно! Ты вспомни историю. Когда император российский Александр-II отменил крепостное право? В 1861 году, а Сталин закрепостил крестьян, загнав в колхозы, и превратил их в амию рабов. Пролетарский класс тоже сделал рабами, загнав их на фабрики, как в старые времена царь Петр-I разрешил боярам привязывать рабочих к заводам. А сколько, в общем по стране сидит народа в лагерях? Делай вывод: Сталин превращает свой народ в крепостное стадо или иными словами в заключенных.

— Мирон, когда в жизнь человека врывается горе, то он вправе изменить свои взгляды на происходящее. Ты прав, смерть своих родных я никогда, никому не прощу, и не стану ждать, когда руководство страны сменится, чтобы после этого отбелить одних палачей и поставить на место ушедших других.

— Ты действительно так думаешь? — удивился Мирон.

— У меня в Новосибирске осталась жена и двое маленьких сыновей, я не знаю, что с ними сотворят, когда на меня придет приказ в спецкомендатуру, но уверен, что их не оставят на свободе.

— Илья, ты должен смириться с этим, своей семье, ты уже ничем не поможешь, — успокаивал брата Петр, — так же, как я своей, хотя у меня есть шанс, ночью пробраться в деревню и отправить их подальше от Михеевки.

— Да они сегодня же понагонят туда войска НКВД и оставшихся не арестованными ваших жителей, заметут за милую душу, — резонно заметил Мирон.

— Что нам остается, зарыться, как медведям в берлоги и не вылезать из тайги? — не соглашался Илья, — я сейчас же, на этом месте принимаю решение — отомстить за аресты всем подонкам, собравшимся в правлении.

— С рогатиной пойдешь на них, али как? — Мирон ухмыльнулся. Он понимал, что им предстоит объединиться в одну группу и решительность Ильи его импонировала.

— Ты одолжишь мне на ночь свой револьвер?

— Подожди Илья, не горячись, — остановил его Мирон, — если ты нападешь на сельсовет, то твою мать и сестер подведут под расстрел, как пособников врагов народа. Здесь нужно немного выждать, чтобы никто не пострадал.

— А мне кажется, что их и так заберут, — мрачно заметил Петр.

— Если уже не забрали, — поддержал Михаил.

— Да мужики, с двумя наганами и тремя десятками патронов мы много не навоюем, нам нужно оружие.

— Что ты предлагаешь? — вскинул удивленно брови Михаил Лукич.

— Подождите, — я кое-что придумал, — Илья разбросал листья и, очистив землю от травы, стал чертить палочкой схему. — Я предлагаю напасть на Топильниковское НКВД, оружия там на всех хватит, даже с лихвой, а заодно и продуктами разживемся.

— Тебе приходилось там бывать? — спросил заинтересованно Мирон.

— Да, я знаю, где расположено управление, и солдат там не много, думаю, что ночью дежурят от силы два человека. Правда в спецкомендатуре бойцов больше, но можно сыграть на внезапности и под покровом темноты захватить штаб. Мне бы сейчас фуражку и петлицы, я вполне бы сошел за действующего офицера.

— Так, друзья, я вижу, мы начинаем мыслить одинаково, а это значит, что мы все же нашли компромисс, — заулыбался Балагурзин, — сейчас нам действительно нужно держаться вместе, не важно, кто, где служил, главное нас объединила борьба с нашими общими врагами — большевиками и чекистами.

— Мирон, я рассказал о себе ничего не утаив, может, ты скажешь, кто ты на самом деле? — попросил Илья.

Мирон поднялся на ноги и по привычке, подтянув рубаху из-под ремня на поясе, отдал честь, прикоснувшись кончиком пальцев к козырьку своего картуза.

— Честь имею господа! Штабс-капитан из ставки Верховного Правителя России, адмирала Александра Васильевича Колчака. На данный момент нахожусь на конспиративной службе.

— Вот уж поистине интернационал, — хохоча, произнес Михаил Лукич.