Путь Чёрной молнии - Теущаков Александр Александрович

— Что, Ирощенко, приходится сокрушаться о прожитом или себя жалко стало?

— А ты знаешь начальник, о прошлом не жалею, единственное о чем сожалею: надо было ту гниду, за которую меня первый раз посадили, добить до конца.

— О да! Кабы знать, где упасть, да соломки подстелить. Ты хочешь об этом поговорить?

— А тебе это нужно?

— Сергей, — Брагин обратился к нему по имени, — ты бывший офицер, армейский разведчик, и мне хотелось бы услышать от тебя о предъявленном обвинении, а не из сухих фактов твоего уголовного дела. Что же сделал майор, которого ты искалечил?

— В том году я служил в звании лейтенанта в армейской части СКВО и собирался поступить на учебу, на повышение квалификации. У нас в медсанчасти работала сестричка, симпатичная девушка, она очень нравилась мне, я иногда заглядывал к ней ненадолго, просто пообщаться.

Тот майор служил при штабе, и не был моим непосредственным командиром, подолгу службы нам приходилось часто с ним встречаться. Неприятный человек, скажу я, одним словом — сволочь. Постоянно носил очки, как у Берии: круглые такие.

Бывший офицер, по мнению Брагина, специально заострил внимание на очках, чтобы придать лицу майора хищное выражение. Ирощенко продолжал:

— Любил он над солдатами поиздеваться, не считал зазорным и рапорт написать на своих сослуживцев, у меня с майором и раньше были стычки. А тут я узнаю, что он нашу сестричку обихаживает. Охмурил, обманул ее, в общем, воспользовался скот ее доверчивостью и с легкостью бросил. Да еще цинично выражался при этом: «Такой шлюхе, не место в армии». Солдаты и низшие чины, жалели сестричку: молчали, боялись сказать майору, что поступает он, как мерзавец. Я понимал, если я напишу на него рапорт, то это ничего не изменит, таких, как я не очень жаловали среди командного состава. Я не стал молчать, и высказал ему все, что думаю о нем. Он напустился на меня с руганью и угрозами, пообещал, что приложит все силы и связи, чтобы меня уволили из армии, обещал стереть в порошок. Конечно, для меня устав и субординация — святое дело, но когда он обрисовал мне мою дальнейшую перспективу, я не выдержал. Ну не сдержался я тогда, врезал ему раза три по физиономии, да видимо перестарался. Нос ему сломал, челюсть в двух местах и глаз стеклом от очков повредил. Его комиссовали по состоянию здоровья. Меня лишили офицерского звания судом чести и отдали под трибунал. Может быть, и направили бы в колонию, где отбывают срок бывшие военнослужащие, да видно не судьба. Заступился я за молодого парнишку в тюрьме и вынес скулу одному урке, который издевался над ним, и в довершение ко всему оказал сопротивление сотрудникам СИЗО, избив двоих контролеров. Меня повторно судили, но за мои бывшие заслуги перед отечеством, не стали ужесточать режим и отправили в колонию общего режима.

— Где ты и стал бойцом или скажем вернее подручным у блатных.

— Ты не совсем прав начальник, никому и никогда я не лизал зад, а если имел свои взгляды, то относился к кому-то из блатных с уважением.

— Я изучил твое дело, и кое-какие заметки оперчасти, ты вел тихую и незаметную жизнь в зоне, тебя побаивались и обходили стороной шестерки. Авторитетный заключенный Колдунов нашел все-таки к тебе подход.

— Это тоже в заметках отражено? — спросил Ирощенко.

— Нет, это мои личные наблюдения, и опросы бывших твоих знакомых и участников волнений в колонии.

— Интересно, и что же они наговорили обо мне?

— Ну, во первых, ты справедлив, умеешь разбираться в людях и в ситуации, психологически подготовлен и физически хорошо развит.

— Начальник, мне кажется ты меня не для того вызвал, чтобы зачитывать мне характеристику, — прервал Ирощенко Брагина.