Друзья и возлюбленные - Джером К. Джером (2013)

— А Софи ты в свои планы включила? — спросил он неожиданно твердым голосом.

Она медленно отняла трубку от уха, посмотрела на нее и тихо, чуть ли не украдкой повесила обратно на стену. Затем досчитала до десяти и, когда телефон не зазвонил, снова сняла трубку и положила ее на стопку журналов.

Держась за перила, как за спасательный трос, Джина с трудом поднялась в спальню и заползла на постель. Полежала лицом вниз и осторожно перекатилась на спину. Глядя в потолок, она прислушалась к гулу машин, едущих домой, мимо ее забора навстречу семейному ужину, вечерним программам по телевизору и работе в саду на сон грядущий. Джина представила себе окраину Уиттингборна: на заборчиках сидят кошки, разные домашние звуки доносятся из открытых окон и стелются по газонам, грядкам фасоли и заботливо спрятанным мусорным контейнерам… Совершенно другой мир, другая планета. А Джина лежит одна на огромной кровати, в которой прошли и самые счастливые, и самые несчастные минуты ее жизни.

— Нельзя остановить несчастья, — сказала днем Ви, положив нетронутый сандвич на тарелку. — Нечего и пытаться. Зато можно пережить горе с достоинством.

Джина закрыла глаза. Она и раньше это понимала. Ее веки болели, словно каждая ресничка превратилась в крошечное копье. А как быть с радостными событиями? Их тоже нужно принимать с достоинством и ответственностью? Не открывая глаза, она сползла вбок и взялась за ручку прикроватной тумбочки. Нет, так не откроешь, надо сесть. Джина перекатилась на живот и открыла ящик другой рукой. Внутри, на самом верху, лежали скрепленные вместе открытка, которую она хотела послать Лоренсу из По, и его снимок, вырезанный из большой фотографии. На нем Лоренс играл Хама: он был в тунике, перешитой из старых желтых занавесок, из-под которой торчали его юношеские руки и ноги; лицо вымазано углем, но все черты можно разобрать. Расцепив снимок и открытку, Джина положила их рядом и с жадностью рассматривала, пока не наступила ночь.

— Неужели нужно целых три человека, чтобы проверить мой счет? — нетерпеливо спросила Хилари.

Менеджер филиала строительного общества — молодой парень со стрижкой ежиком и золотой серьгой в ухе — оторвался от наблюдения за двумя сотрудницами и весело ответил:

— Миссис Вуд, потерпите немножко. Вы бы видели, как мы втроем лампочку меняем!

Девушки захихикали, стуча по клавиатурам. Затем одна из них вставила банковскую книжку в принтер.

— Я всего лишь хотела узнать про проценты…

— Надумали отдохнуть? — спросил парень.

Хилари поправила очки.

— Нет, скорее, сбежать. А куда бы вы предложили?

Одна девушка мельком на нее взглянула и сказала:

— Вы ведь Рыба по знаку Зодиака?

— Да, а откуда вы узнали?

— Это сразу видно, — ответила девушка, вытаскивая книжку из принтера. — Вам надо в Португалию. Рыбы отлично себя чувствуют в Португалии.

Она просунула книжку в щель под защитным стеклом.

— Приятного вам отдыха, миссис Вуд.

— Поскорее прибегайте обратно, — добавил менеджер.

Хилари кивнула и вышла на рыночную площадь. Неприятный ветер таскал мусор и пыль по канавам и раздувал палатки. В воздухе чувствовалась особая острота — первое дыхание осени.

Семь тысяч четыреста двадцать два фунта. Маловато, чтобы сбежать — по крайней мере сбежать окончательно и бесповоротно. Особенно в сорок пять лет. Молодая запросто прожила бы на эти деньги, но женщина средних лет с тремя детьми… едва ли. В сорок пять рюкзак, сигареты, красная помада и сменная серьга для носа — далеко не все, что нужно в жизни. В сорок пять обязательно надо иметь работу, счет в банке, уверенность в будущем и солидный вид. В любом случае Хилари хотела вовсе не сбежать, а удостовериться, что такая возможность у нее есть, — на всякий случай.

— Ты ведь никуда не уедешь, — сказал утром Гас. Его слова прозвучали не как вопрос, а как утверждение.

— Нет, — пообещала Хилари. — А если и уеду, то возьму тебя с собой.