Друзья и возлюбленные - Джером К. Джером (2013)

— Я же не знала, что тебе надо чем-то жертвовать! Не знала, что у тебя столько сложностей и что ты будешь просить меня о понимании. — Софи завязала бусы на шее и неожиданно для себя сказала: — Мама никогда не просит. Ей не нужна моя жалость.

Наступила недолгая тишина. Фергус убрал одну руку с руля и положил ее на колено дочери.

— Я люблю тебя, — тихо произнес он. — И всегда буду любить. Просто у меня сейчас трудное время.

— Ладно, ладно. — Ей захотелось плакать. — Я подожду…

— Родная моя…

— Пока не будем искать мне школу и квартиру. — Она осторожно отодвинулась, и рука Фергуса упала с ее колена. — Я лучше вернусь домой.

Она схватила бусы и сунула их в рот.

На кухне «Би-Хауса» было чисто, тихо и темно, если не считать включенной подсветки над столом — за ним сидел Лоренс с бокалом шабли. Перед ним лежал клочок бумаги, на котором он вырисовывал сложный орнамент: из маленького шестиугольника выходили замысловатые лабиринты из спиралей и зигзагов. Лоренс часто останавливался и внимательно рассматривал свои руки, словно проводил инвентаризацию всех заусениц, порезов и мозолей. Затем он несколько секунд сверлил взглядом дверь. Никто не входил. Была уже полночь, и даже Джордж с Адамом спали.

Сегодня он не пошел к Джине. Позвонил ей вечером. У нее был веселый голос: Софи возвращалась домой.

— Слава Богу. Она сама звонила?

— Нет, Фергус. Как прошел день?

— В готовке, как обычно…

— Ничего, скоро это закончится.

— Верно.

— Зато никаких бед и приключений — уже хорошо!

Лоренс рассмеялся. Довольно натянуто. Он не смог признаться Джине, что сегодня одно маленькое происшествие потрясло его даже больше, чем визит ее матери. Он шел через бар на лестницу, чтобы подняться к себе, как вдруг через стеклянную дверь столовой увидел Хилари. Она разговаривала о чем-то с Мишель и выглядела как обычно: темные короткие волосы слегка взъерошены, очки в красной оправе, кремовая блузка и синяя юбка, поза — одна рука ка поясе, другая подпирает подбородок, — все это было до боли ему знакомо. Она немного сутулилась и вовсе не казалась грациозной или женственной, скорее неуклюжей, но именно это и поразило Лоренса в самое сердце. Он завороженно простоял у барной стойки несколько минут. Дон до блеска натирал стаканы и что-то насвистывал, а Лоренс все смотрел и смотрел на Хилари, словно то была не его жена из плоти и крови, а сам ее дух, сгущение всех его представлений о ней, воплощенный в этой высокой, стройной и властной женщине, которая никогда не придавала значения собственному образу и не знала притворства.

— Вы чего? — спросил Дон.

— Да так… смотрю…

Дон вышел из-за стойки, все еще вытирая полотенцем бокал для хереса.

— Поссорились?

— Да нет. Но что-то нехорошее назревает.

— Жаль…

Лоренс посмотрел на Дона, который последнее время носил маленькие круглые очки в изумрудной оправе и осветлял передние прядки волос.

— Ей, видать, получше стало, — проговорил бармен. — Миссис Вуд то есть. А то я уж было подумал, что она скоро разболеется.

— Тяжелое было лето…

— Вы бы ее хоть на отдых свезли, — предложил Дон. — Зимой мы дней десять и без вас протянем.

— Спасибо, дружище.

Дон взял пивную кружку и посмотрел сквозь нее на свет — проверить, не осталось ли пятен.

— Подумайте об этом, — серьезно проговорил он.

Лоренс медленно поднялся наверх и, добравшись до третьего этажа, не смог вспомнить, зачем шел. Хилари не выходила у него из головы. Он заглянул в их спальню, где она уже несколько ночей спала одна, и уставился на кровать. Та была заправлена, но сбоку покрывало чуть смялось: видимо, Хилари присела, чтобы надеть колготки.