Капут - Курцио Малапарте (1944)

– Спин болен, нужно его вылечить, – сказал я.

– Надеюсь, вы не собираетесь пристрелить его, – сказал Блисс Лейн, показывая на ружье в нервных руках Мамели.

– Хватит одного патрона, – сказал я.

– Но это ужасно, – возмущенно воскликнул Блисс Лейн.

Тем временем я вышел в сад и поставил Спина на гравийную дорожку, продолжая держать поводок. Вначале Спин попытался сбежать, стал рвать поводок, потом тихо по-детски заскулил. А когда увидел, как Мамели перегнул ружье и забил в ствол патрон, Спин растянулся, дрожа, на земле и закрыл глаза. Монсеньор Феличи отвернулся, сделал несколько шагов, потом остановился и опустил голову на грудь.

– Ты готов? – спросил я Мамели.

Все отступили. Гвидотти, князь Руффо, граф Фабрицио Франко, Баваи, Коста, Коррадо София и остальные молчали и напряженно смотрели на ружье в дрожащих руках Мамели.

– Это страшно – то, что вы делаете, – сказал Блисс Лейн севшим голосом. – Это ужасно.

– Стреляй, – скомандовал я Мамели.

Мамели медленно поднял ружье. Все задержали дыхание. Растянувшийся на земле Спин жалобно скулил. Мамели медленно поднял ружье, упер приклад в плечо, прицелился и выстрелил.

Ружейный выстрел прозвучал отчетливо и сухо между стен сада (Мамели направил ружье в дерево, и стая воробьев сорвалась с верхушки с тревожным щебетом, листья полетели с веток и медленно опустились на землю), Спин навострил уши, открыл глаза и осмотрелся. Давно знакомый голос, дружеский голос ружья сладко прозвучал в его ушах. Так значит, все вернулось назад, как в добрые старые времена. Природу уже не терзают громкие душераздирающие бредовые голоса, и она улыбается ясной улыбкой. Когда Мамели забивал заряд в ствол, Спин застыл в ожидании, что из ствола взбесившегося ружья раздастся пугающий громовой взрыв, переворачивающий все и вся, заставляющий рушиться мир и наполняющий землю горем. Он закрыл глаза и задрожал в тревожном ожидании. К излечившемуся наконец от чудовищного безумства ружью вернулся его прежний, ясный, естественный голос.

Ошеломленный Спин недоверчиво встал, повилял хвостом, потом сорвался и бросился бежать по саду с громким ликующим лаем, потом уперся обеими лапами в грудь Мамели и радостно облаял ружье.

Мамели был бледен.

– Пошли, Спин, – сказал он, и со Спином вместе они пошли повесить ружье на место.

Часть четвертая. Птицы

XII

Стеклянный глаз

Княгиня Луиза фон Пруссен, внучка кайзера Вильгельма II (ее отец, князь Иоахим Гогенцоллерн, почивший несколько лет назад, был младшим братом кронпринца), вместе с Ильзе собирались в тот вечер встретить меня на потсдамском вокзале. «Мы приедем из Литцензее на велосипедах», – сказала по телефону Ильзе.

Был по-весеннему теплый и влажный вечер. Когда я сошел в Берлине с поезда, легкий дождь рассыпа́л серебряную пыль в зеленом воздухе. Здания в глубине площади казались сделанными из алюминия. Перед вокзалом стояли группы солдат и офицеров.

Пока я рассматривал пропагандистский плакат дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер», висевший в вестибюле вокзала (на плакате два эсэсовца с гладко выбритыми, резко очерченными готическими лицами, с холодным жестким блеском серых глаз, в больших стальных касках, с автоматами в руках четко выделялись на фоне горящих домов, скелетов деревьев и утонувших в грязи по ступицы пушек), кто-то коснулся моей руки.

– Добрый вечер, – сказала Ильзе.

Ее щеки порозовели от велосипедной езды, светлые волосы растрепались от ветра.

– Луиза ждет нас возле вокзала, – сказала она, – она присматривает за велосипедами.

Потом улыбнулась и добавила:

– She is very sad, poor child, be nice to her[222].

Луиза прислонила оба велосипеда к фонарному столбу и ждала нас, положив руку на руль.

– Comment allez-vous?[223] – спросила она меня на потсдамском французском, твердом и робком.