Капут - Курцио Малапарте (1944)

Девушка, которую пришедшая назвала Сюзанной, рассмеялась, посмотрела на подругу с несколько насмешливым видом:

– Ты устала, Люба? А что ты делала, что так устала?

Люба не ответила, она села на диван напротив и, зевая, стала рассматривать мою форму. Потом спросила меня:

– Ты не немец. Кто ты?

– Итальянец.

– Итальянец?

Девушки смотрели на меня с вежливым любопытством. Читавшая закрыла книгу и остановила на мне усталый, отсутствующий взгляд.

– Красивая страна Италия, – сказала Сюзанна.

– Я предпочел бы, чтобы она была некрасивой, – сказал я, – красота, если только это одна красота, – ни к чему.

– Я хотела бы поехать в Италию, – сказала Сюзанна, – в Венецию. Хотелось бы пожить в Венеции.

– В Венеции? – удивилась Люба и рассмеялась.

– А ты поехала бы со мной в Италию? – спросила Сюзанна. – Я никогда не видела гондолу.

– Если бы я не была влюблена, – ответила Люба, – то поехала бы хоть сейчас.

Ее подруги рассмеялись, одна сказала:

– Мы ведь все влюблены.

Все опять рассмеялись и странно посмотрели на меня.

– Nous avons beaucoup d’amants[342], – сказала Сюзанна по-французски с мягким акцентом румынских евреев.

– Ils ne nous laisseraient pas partir pour l’Italie, – сказала Люба, зажигая сигарету, – Ils sont tellement jaloux![343]

Я рассматривал ее удлиненное узкое лицо, маленький, как у ребенка, рот с тонкими губами, массивный восковой нос с красноватыми ноздрями. Она курила, поднимая взгляд к потолку и выдыхая дым с заученным безразличием, в ее светлом взгляде была покорность и вместе с тем отчаяние.

Девушка с книгой на коленях встала и, держа обеими руками книгу, сказала:

– Noapte buna.

– Noapte buna, – ответил я.

– Noapte buna, dòmnule capitan, – повторила девушка и с робким изяществом, несколько неловко поклонилась мне. Она повернулась и направилась к лестнице.

– Дать тебе свечу, Зоя? – спросила Люба, провожая ее взглядом.

– Спасибо, я не боюсь темноты, – ответила Зоя, не обернувшись.

– Tu vas rêver de moi?[344] – крикнула Сюзанна.

– Bien sûr! Je vais dormir à Venise![345] – сказала Зоя и исчезла за дверью.

На несколько секунд мы остались в тишине. Далекий рокот грузовика мягко бился в оконное стекло.

– Vous aimez les Alemmands?[346] – вдруг спросила Сюзанна.

– Pourquoi pas?[347] – ответил я несколько настороженно, что не осталось незамеченным.

– Ils sont gentils, n’est-ce pas?[348]

– Il y en a qui sont très gentils[349].

Сюзанна окинула меня долгим взглядом и с непередаваемым выражением ненависти сказала:

– Ils sont très aimables avec les femmes[350].

– Ne la croyez pas, au fond, elle les aime bien[351], – сказала Люба.

Сюзанна рассмеялась и странно посмотрела на меня. Ее глаза побелели и расширились, готовые вылезти из орбит.

– Elle a peut-être quelque raison de les aimer[352], – сказал я.

– О да, – сказала Сюзанна, – они – моя последняя любовь.

Ее глаза наполнились слезами, но она улыбалась. Я ласково погладил ее руку, Сюзанна склонила голову на грудь, слезы заливали ее лицо.

– Не плачь, – сказала хрипло Люба, отбросив сигарету, – у нас еще два дня чудесной жизни. Это ведь немало, как ты думаешь? Разве нам не хватит?

Она возвысила голос и потрясла руками над головой, как бы прося защиты, потом полным ненависти, презрения и горя, полным страха голосом прокричала:

– Еще два дня, два дня, и нас отправят домой! Всего лишь два дня, а ты плачешь? Плачешь именно теперь? Мы уйдем отсюда, понимаешь?

Она бросилась на диван, спрятала в подушках лицо, задрожала и сквозь зубовный стук тем же испуганным голосом повторила:

– Два дня! Только два дня!