Лунные дети - Тишь Наталья

— Абсолютно, — заверил его Дахи. — Никого посторонних, ни здесь, ни где-то поблизости, — он коснулся своего носа и подмигнул, — я бы учуял. А вызовы… Я займусь вызовами, если что.

Кэл улыбнулся удачной шутке, но Дахи только опустил взгляд, снова утыкаясь в газету.

…Квартира показалась ужасно большой, когда он закрыл за собой дверь и остановился странно растерянный в небольшой прихожей. Неужели здесь всегда было столько места?.. Несколько шагов до комнаты теперь растянулись на километры. Кэл медленно снял ботинки, ноги гудели от беготни и ходьбы, от стремян, которые сейчас вспоминались только тисками. На шум выглянула из комнаты Алва и, тихо ступая, подошла.

— Привет.

— Привет, — Кэл поежился. — Почему так холодно?..

— Не знаю, — Алва смотрела прямо на него — равнодушно-усталая, как будто застывшая, но во взгляде сквозило горькое отчаяние.

Кэл судорожно сглотнул, почувствовав непреодолимое желание отступить, спрятаться от этих глаз, дождаться, пока они вновь не потеплеют. Но там, по правую руку спала Элиш, и нужно было идти к ней. Только Алва…

— Прости, — вырвалось у него прежде, чем Кэл осознал, что должен сказать совсем не это.

Алва вздрогнула — не от мнимого удара, но скорее от свиста так и не опустившейся плети. Кэл протянул руки и тут же отдернул их, смутно догадываясь, что только усугубит ситуацию. Он не вспомнил тогда, но начинал понимать сейчас: он попросил девушку, что беззаветно и преданно любила его столь долго, позаботиться о другой девушке — о чужой, незнакомой, неправильной. Лунным не было места среди нормальных людей, но он, Кэл, поставил ее сейчас выше всех остальных. И выше семьи. Последняя мысль напугала — как можно ставить что-то превыше семьи?

— Ох, Алва, — он прислонился к косяку, бессильно глядя на подругу. — Спасибо. Небо, спасибо тебе. И прости за…

— За «прости», — Алва слабо улыбнулась, оттаивая, и неожиданно шагнула ближе, обнимая его, прижимая к себе, как любящая мать. Тара иногда обнимала его вот так — Кэл помнил ее руки и запах. От Алвы пахло по-иному — кровью и пылью, но руки обнимали точно так же, вот только не приносил успокоения, скорее пробуждали чувство вины еще сильнее.

— Кэл, — как-то отчаянно произнесла Алва его имя, обнимая крепче и нежнее одновременно, — Кэл, ты только приди… Если захочешь спрятаться, захочешь понять, каково быть по-настоящему любимым — ты только приди, и я приму тебя. Всегда, Кэл, пока ты не поставишь точку, я приму тебя. Я люблю тебя, Кэл.

Ее заполошный шепот окутывал вязким туманом и мешал мысли. Но, как и руки, слова звучали горечью. Кэл осторожно обнял Алву в ответ, уткнувшись ей в плечо, тихо вздохнул. Слова были больны любовью Алвы, и Кэл прекрасно знал, что она не станет навязываться после, но и не сделает вид, что ничего не говорила. Она правда будет ждать, надеясь, что он перестанет видеть в ней младшую сестру. Но Кэл не был уверен, что это случится, он объяснял, а Алва все равно ждала. И сейчас он не мог ничего ответить — конкретного, а она знала, потому и отстранилась — наверняка поэтому. Кэлу хотелось верить в тот непогрешимый образ, который сформировался в его сознании в отношении Алвы, любимой младшей сестры, в которой он не мог увидеть девушку, как ни желал этого одно время, почти в начале их знакомства.

Алва отступила и улыбнулась, уже куда мягче, чем несколько минут назад.

— Я поеду домой, — тихо сообщила она и принялась обуваться.

— Я могу… — Кэл замялся, но Алва покачала головой.

— Не нужно. Кэб внизу?

У него даже не нашлось сил, чтобы ответить. Алва тихо попрощалась и выскользнула из квартиры, не побоявшись после сказанного смотреть прямо в глаза. А Кэл не представлял, что еще сказать, чтобы не обидеть ее.