Флэшмен и краснокожие - Джордж Макдоналд Фрейзер (1982)

Так что свистнули кнуты, закричали погонщики, заскрипели колеса и огромный караван тронулся в путь под позвякивание колокольцев, привязанных к мулам. Все «калифорнийцы» вопили, махали шляпами, размахивали платками и кричали: «Удачи! Даешь Орегон! Храни вас Бог!» и тому подобное, а «орегонцы» махали в ответ и затянули песню, которую я уже забыл. Помню только, что пелась она на мотив «Зеленых рукавов»[56] и говорилось в ней про землю с молочно-медовыми реками, которую где-то далеко-далеко уготовал для своих детей Господь. Женщины из «калифорнийских» фургонов принялись рыдать, некоторые из них бежали за «орегонцами», задрав фартуки и предлагая им угоститься напоследок пирогом или хлебом, а дети рыскали между фургонами, вопя и улюлюкая. Только самые маленькие стояли на месте, и, сунув палец в рот, глазели как старый священник, взгромоздившись на мула и воздев над головой Библию, благословляет «орегонцев». Потом караван перевалил через гребень и скрылся из виду. В лагере под деревьями наступила вдруг тишина. Тут раздался чей-то голос:

– Ну что ж, пора и нам в путь, пойдем-ка, мать…

И все заорали, поскольку «калифорнийцы» того года были веселым, беззаботным народом. Их фургоны были под завязку набиты всяким хламом, который, по их мнению, должен был пригодиться на приисках, вроде патентованных палаток и макинтошевских лодок («Золотоискатели, не пропустите! Наши резиновые лодки и тенты самые лучшие!! Вам не справиться с ледяной водой золотоносных рек без наших резиновых изделий!!!»), водяных фильтров и хитроумных машинок для промывки золотого песка. И эти ребята не пели про мед, молоко и землю Ханаанскую, нет, сэр, у них был другой гимн, который наигрывал на банджо молодец в полосатом жилете, пока его девчонка отплясывала на тюке с вещами, а остальной люд в такт постукивал по бортам фургонов. Смею предположить, вам мелодия хорошо известна, хотя в то время она была свеженькой, вот только готов поспорить, что вы не знаете слов, которые напевали первопроходцы сорок девятого:

Перерою я все горы

И все реки проскребу.

Карман, полный самородков,

Я домой приволоку.

Эх, не плачь, Сюзанна!

О, Калифорния!

Этот край по мне – вполне!

Еду-еду в Сакраменто

Для песка лоток на коле-ене!

(omnes, fortissimo[57]):

О, Сюзнанна, да не плачь ты по мне!

Еду-еду в Сакраменто

Для песка лоток на коле-ене!

Песенку горланили во всю мочь, с надрывом, но когда я вспоминаю ее сейчас, она слышится мне лишь призрачным шепотом, который доносит издалека ветер. Но тогда она звучала громко, и мы распевали ее всю дорогу до Рощи Совета.

Я обещал не отнимать хлеб у Грегга или Паркмена, но не могу не сказать несколько слов о том, как мы путешествовали.[58] Разбивая на ночь лагерь, мы выставляли караульных – Вуттон настаивал, я же был всецело «за», поскольку всех надо приучать к порядку с самого начала. Мы со Сьюзи спали в дилижансе, оказавшемся, как и обещал Оуэнс, очень комфортабельным, а шлюхи располагались в двух ближних к нам фургонах. Для возниц и охранников захватили палатки, но кое-то из них предпочитал укладываться прямо под открытым небом. Во время завтрака, ужина и полуденного привала нам подавала еду служанка Сьюзи, девушки кушали у себя в фургонах, а охрана устраивалась на некотором отдалении. Да-да, у нас было самое настоящее маленькое демократическое государство, смею вас уверить! Я раз предложил пригласить как-нибудь на ужин Грэттена, раз тот немножко джентльмен, но Сьюзи и слышать не желала.