Флэшмен под каблуком - Джордж Макдоналд Фрейзер (1977)

Но воспоминание о ней снова говорит мне о Долге Защищать моего любимого – поскольку он совсем еще мальчишка, с присущей им naiveté[27] и восторженностью. Сегодня, скажем, он выглядел весьма задетым и разъяренным по причине внимания, оказанного мне доном С.А., человеком, абсолютно sans reproche[28]и наделенным выдающимися личными качествами. Говорят, с имений и предприятий в Дальней Ост-Индии он имеет пятьдесят тысяч в год, вращается в Лучшем Обществе и даже был на приеме у Е.К.В. Это настоящий англичанин, хотя мать его была испанской донной, и наделен в высшей степени обворожительными манерами, обращением и вообще один из самых приятных людей. Признаюсь, меня не на шутку позабавило произведенное мною на него впечатление, что носит характер совершенно безобидный и естественный, поскольку замечено: Джентльмены его Типа даже более чувствительны к красоте, чем те, в чьих жилах течет чистая Европейская Кровь. Боюсь, бедный Г. был не слишком обрадован, но я не могу удержаться от мысли, что ему следует знать о равенстве обоих полов в части безобидного ухаживания, и раз уж особы, подобные миссис Л.Л., так увиваются вокруг него, несправедливо будет возражать против естественного внимания ко мне со стороны дона. К тому же их нельзя ставить на одну доску, так как дон С.А. в высшей степени наделен тактом и обхождением: он приятный, с деньгами, лишен фамильярности в обращении. Наверняка мы частенько будем встречаться с ним в Обществе этой зимой, но, обещаю, не настолько, чтобы заставить моего Драгоценного Героя слишком страдать от ревности – он ведь такой чувствительный…

[Конец выдержки. – Г. де Р.]

II

До поры, когда я вновь вспомнил о крикете, прошло восемь месяцев, но должен признать, что стой лето хоть с октября по март, мне все равно было бы некогда. Поглядел бы я, как вам удалось сочетать страстную связь с Лолой Монтес, из-за которой вы по уши вляпались в историю с Отто Бисмарком, – что и приключилось со мной той осенью – и в то же время находить свободное время для спорта! Кроме того, это был период, когда слава моя стояла в зените – после визита во дворец за Кабульской медалью – и я шел нарасхват, а Элспет, обожающая вращаться в свете, позаботилась, чтобы у меня не было ни единой свободной минуты: балы, приемы, обеды – ни малейшей возможности всерьез повеселиться. Это, конечно, здорово – быть кумиром дня, но ч-ки утомительно.

Впрочем, в отношении нашей истории не случилось почти ничего стоящего упоминания, за исключением того, что дородный дон Соломон Аслам в течение зимнего сезона стал занимать в наших делах все более значимое место. Любопытный это был субъект, право слово. Никто, даже его бывшие однокашники по Итону, не знали о нем ничего, кроме того, что это своего рода набоб с большими связями на Лиденхолл-стрит, но его хорошо принимали в обществе, где деньги и манеры решают все. И похоже, его везде держали за своего: в посольствах, модных домах, спортивных обществах, даже на политических обедах; он был на дружеской ноге как с Хаддингтоном и Стэнли по одну сторону лестницы, так и с прохвостами вроде Глухого Джима Берка и Бругама с другой. В один вечер он мог ужинать с Абердином[29], а следующий скоротать в Рошервилль-Гарденс или в «Сайдер-Селларс». А еще у него имелся невероятный дар знать все обо всем и обо всех: хотите узнать новости о бунтах против дорожных пошлин или услышать историю о вельветовых брюках Пиля – спросите Соломона; он расскажет вам последние анекдоты про Элис Лоу и про Нельсонову колонну, ему заранее все известно про скачки в Эскоте и не составит труда напеть вам в своей гостиной арию из «Богемской девушки» за несколько месяцев до того, как оперу поставят на лондонских подмостках.[30] В то же время его нельзя было назвать сплетником или болтуном: просто о чем бы ни зашел разговор, он всегда знал ответ на любой вопрос.