Флэшмен под каблуком - Джордж Макдоналд Фрейзер (1977)

На это он просто махнул рукой и вдруг Заключил меня в свои Сильные Объятия, отчего у меня перехватило дыхание, и он заявил, что я тоже люблю его – ему это подсказали Поощрительные Знаки, проявлявшиеся в моем поведении. Все это, разумеется, было не более чем Гнусным Измышлением, которое его Воспаленный Ум построил на тех общепринятых знаках уважения и любезности, которыми Леди обычно вознаграждают Джентльменов.

Я была страшно обескуражена, оказавшись в столь ужасной ситуации, но не настолько, чтобы утратить способность к Здравому Рассуждению. Увещевая его отказаться от безумной затеи, сулившей позор для меня и Крах для него, и унизившись даже до бессмысленных попыток освободиться от его объятий, таких Страшно Крепких и жестоких, вкупе с громкими криками о помощи и пинками по лодыжкам, я успокоилась и упала в Обморок. Я рассудила, что не бывает Испытаний, которые оказались бы не по Силам Англичанке, особенно если она из Шотландии, и стала черпать твердость из уроков нашего наставника из Академии для Юных Леди и Благородных Девиц в Ренфрью мистера Бьюкенена – ах, милый дом, неужели мне предстоит навсегда проститься со Сценами моей Юности? – который учил, что в Минуту Опасности прежде всего необходимо все Тщательно Обдумать, а затем действовать быстро и решительно.

Таким образом, я безвольно поддалась жестоким – хотя он наверняка полагал их страстными – объятиям моего Похитителя, и едва тот ослабил хватку, я вырвалась и подбежала к поручням, намереваясь отдаться на милость волн и доплыть до берега, ибо я – Хорошая Пловчиха и даже удостоилась сертификата Западно-Шотландского Общества Физического Развития за Спасение Утопающих, причем сертификат этот был выдан мне – тогда еще ребенку – одной из Первых с момента образования этого Института в 1835 или в 1836 году. До берега, впрочем, было не так далеко, но не успела я броситься в море, вверяя себя Всемогущему Господу, как оказалась схвачена одним из Безобразных и Зловонных туземцев дона С., и вопреки моему сопротивлению была по приказу дона С. заперта в салоне, где и пишу этот печальный отчет.

Что делать мне? Ах, Гарри, Гарри, дорогой Гарри – приди и спаси меня! Прости мне Неразумное и Своенравное поведение и вырви меня из Лап сей Недостойной Личности. Полагаю, дон С. сошел с ума – но в то же время такое Страстное Обожание не является чем-то из ряда вон выходящим, и мне уже приходилось принимать Комплименты, расточаемые представителями его пола моей красоте, так что я не вправе делать вид, что не понимаю смысла столь Ужасного и Неблагородного Обхождения. Страшит меня то, что Помощь может не успеть до того момента, когда Животное пересилит в нем Лучшие Чувства – ибо даже сейчас я не допускаю мысли о полной Гибели Порядочности в нем, хотя как долго продлится это Сопротивление, не знаю.

Так что поспеши, поспеши, единственная любовь моя, ибо как могу я, слабая и беззащитная, отстаивать себя в одиночку? Пребываю в ужасе и растерянности в девять часов пополудни. Погода по-прежнему хорошая.

[Конец выдержки. Вот к чему приводит распущенность и нескромное поведение. – Г. де. Р.]

V

– Не могу простить себе, – говорит Вампоа, отхлебывая шерри. – Когда много лет ведешь дела с кем-то, чей кредит высок, а торговля процветает, одного щелчка абака[57] достаточно, чтобы отбросить все сомнения, которые возникают при взгляде на него. – Китаец развалился за столом, невозмутимый, как Будда, а одна из его чертовок стояла рядом с бутылкой амонтильядо в руках. – Я знал, что он не прост, но закрывал глаза, даже в тот миг, когда заметил, как смотрел он на вашу золотую супругу третьего дня. Это обеспокоило меня, но я ленивый, нелюбопытный и самовлюбленный дурак, не предпринял ничего. Можете обвинить меня, мистер Флэшмен, и мне останется лишь покорно склонить свою недостойную голову пред вашим праведным гневом.

Он кивнул мне, ожидая, пока наполнят его бокал, но тут вступил Качик Мозес: