Флэшмен под каблуком - Джордж Макдоналд Фрейзер (1977)

– Верните меня сей же час к семье, и мне не понадобятся ваши никчемные удобства! – с ядовитым презрением парировала я.

Он не обратил ни малейшего внимания на мой выпад и заявил, что мне стоит навсегда выбросить подобные мысли из головы.

– Что? – вскричала я. – Вы отказываете мне даже в нормальной одежде, туалетных принадлежностях, ежедневной смене белья и разнообразии в меню, оставив только жареную свинину, от которой меня уже тошнит, и даже не собираетесь проветривать и убирать мое помещение?

– Нет-нет, – запротестовал он. – Это все вы получите, как и прочее, что вашей душе угодно будет, но про возвращение к семье придется забыть. Это не обсуждается!

– Это мы еще посмотрим, приятель! – вскричала я, пряча Страх, который в моей Трепещущей Груди пробудили его Жестокость и Бессердечие, под маской Напускной Храбрости. Тут он, к моему изумлению, падает на колени и хватает – правда, с должным уважением, – мою руку и начинает говорить в такой трогательной и умоляющей манере, прося извинить его за дерзость и клянясь, что, разделив его Любовь, я стану Настоящей Королевой, и малейший мой каприз будет приказом, и меня никто и пальцем не тронет. Видя мою слабость, дон С. с жаром заговорил о Добрых Отношениях, связывавших нас, и я, вопреки самой Себе, растрогалась до слез.

– Зачем, ах, зачем, дон С., вы погубили это все своим бездумным и неблагородным поведением после такого приятного путешествия? – вскричала я. – Это так низко с вашей стороны!

– Я не мог выносить пытку, видя вас в руках другого! – отвечает он.

– Как? Каких Какого другого вы имеете в виду, дон С.? – спрашиваю я.

– Вашего мужа! – отвечает он. – Но теперь, кля-сь н-бом, он вам больше не муж!

Дон вскочил и стал уверять меня, что мой Дух не уступает моей Красоте, каковую он превозносил в словах, которые я не берусь повторить, хотя, осмелюсь утверждать, комплименты эти высказывались от чистого сердца. Потом он решительно заявил, что завоюет мое сердце любой ценой. Вопреки моему сопротивлению, жалобам и тщетным мольбам о Помощи, которой, понятно, ждать было неоткуда, он раз за разом силой припадал к моим губам, и так страстно, что я провалилась в Спасительное Забытье, в коем и провела пять или десять минут, пока, по Вмешательству Небес, один из матросов не вызвал его на палубу, и он, повторяя клятвы Верности, оставил меня в самых расстроенных чувствах.

До сих пор нет признаков погони со стороны Г., на что я так сильно надеялась. Неужели я и впрямь забыта теми, кто больше всего дорог мне, и неужели действительно мне не на что рассчитывать? Обречена ли я на вечную разлуку, или же дон С. когда-нибудь очнется от своей неумеренной страсти ко мне – нет, точнее, к моему Внешнему Облику, – толкнувшей его на столь неразумный шаг? Молюсь, чтоб это было так, и часами напролет плачу, нет, даже проклинаю ту Пышность Форм и Правильность Черт, которыми когда-то так гордилась. Ах, почему бы мне не родиться просто милой, как моя сестренка Агнес, или наша Мэри, которая еще менее симпатична, но все-таки сложена не так уж дурно, или…..[77] Ах, милые мои сестрицы, нам уже никогда не свидеться! Если бы вы только знали и могли посочувствовать мне в горе! Где же Г.? Дон С. прислал мне в каюту большой букет тропических цветов. Они такие милые, но совершенно безвкусные.

[Конец выдержки, служащей примером крайнего бесстыдства, лицемерия и самомнения! – Г. де Р.]

VI