Мадам Горелик за время учебы отпрыска в школе и театральном институте сменила трех мужей, если не считать изгнанного из семьи биологического папаню Жоры, исчезнувшего в неизвестном направлении, когда кучерявому мальчугану было всего два года, и наградила сына фамилией второго по счету супруга, заодно посоветовав ему записаться гоем [80] при получении паспорта. Что экс-Горелик, ставший Любимовым, и сделал.

Третий муж Жориной мамы оказался весьма перспективным спекулянтом, жутким пройдохой и они через Рим эмигрировали в США, пообещав студенту четвертого курса Любимову, что заберут его к себе сразу же, как только тот закончит институт.

Правда, к этому моменту Жоре было, в принципе, всё равно, уедет он в Америку или нет.

Получив паспорт, где в графе «национальность» значилось «русский», Любимов на себе ощутил всю глубину и правоту философского принципа «Бытие определяет сознание».

«Русскому» Жоре очень понравилось безбоязненно кушать копченое свиное сало, пить в подвале портвейн с новообретенными друзьями, орать «жидовская морда» в лицо любому встретившемуся на пути их компании очкастому интеллигенту, писать разные словосочетания на заборах, махаться с такими же, как он, гопниками на дискотеках, прогуливать занятия в институте, играть на расстроенной гитаре и орать песни «под Высоцкого» на заплеванной лестнице, и курить дрянную анашу с отсидевшими в зоне корешами. В общем и целом — чувствовать себя членом великой славянской общности.

Таким образом, под влиянием внешних обстоятельств и "правильного пятого пункта [81] ", примерный юноша из хорошей еврейской семьи всего за два года превратился в законченного алкоголика, придурка и юдофоба…

В Америке новый супруг Сары Горелик получил для себя и жены вид на жительство, и принялся ковать большое капиталистическое счастье на нью-йоркской фондовой бирже, но через месяц был случайно застрелен прямо перед ее парадным входом в ходе разборки между двумя конкурирующими гарлемскими бандами гаитянских наркоторговцев.

Жорина мама немного погоревала, позвонила сыночку, услышала его пьяное бормотание, перемежающееся антисемитскими лозунгами, обиделась и вышла замуж уже в пятый раз.

Теперь — за кантора синагоги на Лонг-Айленде.

Юдофоб Любимов возмутился, получив сообщение об очередном избраннике мамули, продал оставшуюся от нее двухкомнатную квартиру и ушел в трехмесячный запой, окончившийся его распределением в театр имени Ленинградского Комсомола, ставшим после перестройки «Балтийским гномом».

На подмостках Жора не блистал.

Он служил "штанами [82] " и перебивался с "советского баночного [83] " на вермут "Два мента [84] " и "плодово-выгодное [85] ", пока, наконец, ему не улыбнулась удача и его не пригласили выступить в роли конферансье на праздновании дня милиции во Дворце Культуры имени Дзержинского.

В разгар фуршета, последовавшего сразу за концертом, Любимов помог подняться с пола какому-то замызганному мужику в штатском костюме, выпил с ним на брудершафт, облобызался и получил от новоприобретенного «друга» шутливое предложение послужить Родине в качестве сотрудника уголовного розыска.

— Будешь как сыр в масле кататься!.. Обещаю! — бессвязно кричал мужик. — Да у нас!.. Да мы их знаешь как?!.. — кого «их», собеседник не уточнял. — Ого-го!.. Милиционер — это звучит гордо!.. Вот ты кто такой?..

— Актер! — самозабвенно врал Любимов. — Настоящий! Гамлета играю!

— Гамлет — это фигня!.. А можешь стать сотрудником органов! Понимаешь?.. С большой буквы сотрудником!.. Ты — и в органах! Прикинь, а?.. Причем во внутренних!.. Это ж красота!.. Вылез, арестовал, кого надо, и обратно… во внутренние органы!..