Как уморительны в России мусора, или Fu**ing хорошоу! - Черкасов Дмитрий (2003)

— Это еще не всё. — Врубель-Гуашко почмокал обветренными и потрескавшимися губами. — В параллель со всей этой фигней мой подопечный думает, что он популярный актер. Звезда телесериалов про спецназовцев и кумир театралов, мать его… Рвется на сцену, худруки всех питерских театров от него уже бегают.

Стражи порядка сочувственно закивали головами.

— Не дай Бог сына-актера, — согласился Крысюк.

* * *

Метрах в десяти прямо перед Плаховым раздались тяжелые шаги и недовольное сопение.

Игорь отвел за спину закрепленный на деревянном черенке лист дюралюминия размером метр на полметра, дождался, когда неизвестный приблизится на расстояние вытянутой руки и изо всех сил, молодецки хекнув, двинул лопатой плашмя сверху вниз…

ГЛАВА 4

ЛУЧШЕ ПОДЛО, ЧЕМ НИКОГДА

Дукалис, очухавшийся после вынужденного пребывания в полувысунутом из окна виде, поднес к уху коробок и потряс головой.

Ни звука.

Спичек не было.

Оперуполномоченный открыл коробок, внимательно осмотрел на два десятка деревянных палочек с серными головками, закрыл коробок, снова поднес его к уху, и опять потряс головой.

Тот же результат, что и в прошлый раз.

Дукалис тихонько застонал, отложил коробок, уставился на только что распечатанную пачку сигарет «Мужик», лежащую рядом с ополовиненной бутылкой кислого пива «Клинское», и пригорюнился.

Очень хотелось курить…

* * *

Дверь в кабинет широко распахнулась, и на пороге материализовались Казанцев с Чердынцевым, на плечах которых висел помятый обессилевший Ларин.

У Чердынцева голова была украшена чалмой из мокрого полотенца, благодаря которой майор напоминал упитанного, но сильно пьющего сикха [52] .

— О, Казанова! — обрадовался Дукалис.

Начальник дежурной части и выписавшийся из больницы капитан положили Ларина в угол и примостились у гостеприимного стола.

Казанова выставил на стол две бутылки розового портвейна «Массандра» и тут же поведал коллегам о незабываемом эротическом вечере, случившемся у него три дня назад.

Она — длинноногая блондинка лет девятнадцати с бархатной загорелой кожей, с пятым номером бюста, в красивейшем кружевном нижнем белье, на роскошной широкой кровати под балдахином.

Он — в семейных трусах, с биноклем, босиком, на лестничной площадке дома напротив…

* * *

Общими усилиями УАЗик был поставлен на четыре колеса, но ехать он всё равно не захотел.

Кабанюк-Недорезов горестно ощупал наполовину въехавший в салон двигатель, постучал сапогом по шинам, несколько раз повернул ключ в замке зажигания и беспомощно развел руками.

Так что ехать обратно в РУВД пришлось не на двух, а на одном «козелке».

Ввосьмером.

Перчикова и Врубеля-Гуашко отпустили после того, как актер-"телохранитель" выдал постаныващим от наслаждения ментам двести долларов из резервного фонда, специально предназначенного именно для подобных случаев столкновения с российскими правоохранителями, и клятвенно пообещал перенести деятельность «агента» Лёхи Перчикова на территорию соседнего РУВД.

На том и расстались.

Не приходящего в сознание Твердолобова и одного из сержантов запихнули в «собачник», остальные кое-как устроились в салоне. Причем Соловец занял переднее пассажирское кресло, согнав с него пузатого патрульного.

По пути главный пэпээсник предался воспоминаниям о своей знакомой по кличке Графиня, к которой он намеревался зарулить после окончания рабочего дня. Кабанюк-Недорезов десять минут слушал излияния сержанта, а потом спросил:

— Она, наверное, вся из себя такая аристократичная, раз ее Графиней называют?

— Не, — помотал головой старший наряда. — Ей просто один раз в кабаке графином по башке заехали.