Свечи на ветру - Григорий Канович (1979)

– Я тебя, пожалуй, высажу в другом месте, – сказал контролер Пранасу. – Тут тебе будет скучно.

Мы стояли в тамбуре и молчали. Ветер трепал наши волосы, а мимо летели усадьбы, речушки со своими лещами и щуками, проносились леса, усыпанные грибами и ягодами, куда-то бежал проселок, а сердце снова полнилось радостью, потому что Господь Бог и создал его для этого. Для чего же еще?

Когда мы вышли из вагона, в нос сразу ударил запах города: пахло дымом, каменным углем и чужбиной.

На вокзальной площади томились извозчики. Они ждали ездоков, но толпа проплывала мимо, толкаясь и поругиваясь, волоча свои мешки, баулы, чемоданы, застывая на миг, чтобы передохнуть, и снова торопясь куда глаза глядят. От толчеи, от сверкания крестов, от позолоты вывесок, от извозчичьих пролеток, от разнаряженных пешеходов в котелках и шляпках кружилась голова.

– Спроси, как нам пройти на Мельничную улицу? – сказала бабушка, когда мы остановились напротив булочной.

– Я зайду в булочную.

– Только быстро!..

В булочной пахло раем.

– Тебе что, мальчик?

– Улица мне нужна, – облизал я пересохшие губы.

– Улицей мы не торгуем, – рассмеялся булочник. – Какая тебе нужна?

– Мельничная.

– Мельничная? Да сразу за водокачкой, – ответил булочник. – А ты кто, приезжий? – Он скучал и хотел с кем-нибудь отвести душу.

– Да.

– Откуда?

Я сказал, и добродушный булочник всплеснул руками.

– Ты там такого Переца знаешь?

– Нет.

– Видно, помер старик, – весело продолжал булочник. – Я когда-то у него работал, у окаянного. Ох и паразит был!

Булочник еще что-то спросил про Переца, про этого паразита окаянного, но я его не знал. Я глядел на полки, уставленные всякими пряностями, кренделями и баранками, вдыхал райский запах корицы и изюма, судорожно глотал слюну и не стыдился этого. «Почему, – размышлял я, – за все вкусные вещи на свете надо платить, а всякая дрянь достается тебе задарма?» Булочник, должно быть, заметил, как у меня кадык ходит – ну точно поплавок удочки, когда рыба схватит наживу! – и протянул мне с полки крендель, обсыпанный сахаром.

– Мельничная улица за водокачкой, – сказал я бабушке, вгрызаясь в крендель.

– Ты попрошайка, – пристыдила меня старуха. – Теперь сбегай спроси, где эта водокачка, получишь еще один крендель.

– Ну уж водокачка – не иголка. Ее мы и сами найдем, – сказал я и обернулся.

Возле магазина, где продавали готовые пальто, взад и вперед расхаживал Пранас со своей рыбой.

– Позови его! – сердито сказала бабушка, и ее взгляд пересек улицу. – Пропадет он один в городе.

В витрине магазина торчал манекен без головы, одетый в шикарный костюм в полоску. Если бы ему приделали голову, он был бы как две капли воды похож на моего будущего учителя, парикмахера, господина Дамского.

– Пранас, – сказал я, – бабушка знает человека, который купит у тебя рыбу.

Пранас поначалу упирался, но в конце концов пошел с нами.

Мы втроем плутали по городу, пока не наткнулись на развалины водокачки. На Мельничной улице жил единственный бабушкин родственник на свете – шапочник Элиазар, ее племянник.

– Боже! Какая радость! – такими словами встретил бабушку племянник. – Мириам! Мириам! Беги сюда! Посмотри, кто к нам приехал!

Жена шапочника, высокая грудастая женщина встретила бабушку с такой же шумной радостью, как и он.

– Боже! Какая радость! – затрещала Мириам. – Кто это?

– Моя тетя. Ее внук. А… это? – бабушкин племянник вдруг осекся.

– Это – Пранас. Из нашего местечка, – сказала бабушка. – Он принес вам рыбу.

– Вы к доктору? – спросила Мириам у бабушки.

– К сыну, – сказала старуха.

– В тюрьму, – добавил я.

– Я и не знал, что мой двоюродный братец в тюрьме, – восхищенно сказал Элиазар и помог бабушке раздеться. Она сняла свой плисовый салоп, купленный в незапамятные времена, когда она еще была девушкой.